Как видно из контекста рассуждений Мамфорда, под реконструкцией он понимал и перестройку мыслящим рассудком окружающей среды, и «воссоздание» им in abstracto новых отношений, и установку на практическую реализацию задуманного проекта. Под «бегством», очевидно, подразумеваются легенды и мечтания типа картины «золотого века». В настоящее время-это разделение принимается (правда, с некоторыми несущественными оговорками) и рядом ученых — специалистов в области античной общественной мысли. Например, И. Фогт (автор капитального исследования «Античное рабство и идеал человека») считает классификацию Мамфорда «достаточно широкой, чтобы охватить многообразие идей, возникших у греков относительно наилучшего мира».[151]
Однако, подобно тому, как предложенная А. Дореном демаркационная линия между «желаемым пространством» и «желаемым временем» является просто фиксацией двух взаимосвязанных моментов внутри утопического сознания, бегство и реконструкция нередко выступают в нем тоже в нераздельном единстве.[152]
К примеру, в утопиях эпохи эллинизма в бегстве от действительности (в форме путешествия в экзотические страны или идеализации примитивных народов, живущих «по природе») отчетливо проступает критический элемент, неразрывно связанный с конструированием картины счастливой жизни, противопоставленной реальным общественным отношениям.[153]
На наш взгляд, представляется малоперспективной и попытка видного исследователя античности М. Финли развить схему Л. Мамфорда путем более рельефного подчеркивания различий между утопиями древности и нового времени. Выдвинув на! передний план фундаментальное, по его мнению, разграничение между статической и динамической утопией, или аскетической утопией и утопией, удовлетворяющей желания, с одной стороны, и эгалитарной и иерархической утопией — с другой, исследователь постулировал для античных утопических проектов изначальные аскетизм и иерархичность.[154]
Полемизируя с учеными, не признававшими подобного ограничения (например, с Г. Браунертом[155]), Финли был вынужден, однако, признать наличие «аскетических тенденций» как в ранних утопиях нового времени, так и в утопиях XIX в. у Г. Торо, У. Морриса, в оуэнистских и фурьеристских колониях в США и т. д.[156]
Но если аскетизм и иерархичность свойственны утопическим проектам на протяжении всех этапов исторического развития, то предложенная Финли спецификация античной утопии лишается всякого смысла. Его схема, равно как и классификация Мамфорда, приобретают смысл только в предельно широком историческом контексте, если их рассматривать с точки зрения переворота, который произошел в развитии мировой утопической мысли с появлением социалистических и коммунистических проектов Сен-Симона, Фурье, Оуэна и их последователей. Сознательная ориентация этих утопистов на результаты промышленной революции, на гигантский рост производительных сил, открывавший бесконечные возможности для формирования гармонически развитой личности, достижения подлинного равенства на основе общественного благосостояния, действительно превращала (но только в исторической перспективе) предшествующую утопическую традицию в «статическую», «убегающую» от действительности.
Но вместе с тем каждая историческая эпоха имеет собственное, связанное с особенностями эволюции общественного бытия, соотношение утопической динамики и статики. Динамика античного утопизма была, например, изначально заложена в самой природе интеллектуального эксперимента, свойственного многим направлениям философской мысли в Древней Греции. «Государство» Платона — ярчайшей пример подобного мысленного эксперимента, т. е. проверки правильности рассуждения о природе справедливости путем мысленного конструирования идеального государства, проверки, перерастающей в поиск реальных средств воплощения «идеальной модели» в жизнь.
Быть может, именно в данной черте, как ни в чем другом, выявляется парадоксальность древнегреческой общественной мысли. В условиях консервативной по преимуществу идеологии, теснейшим образом связанной, как уже отмечалось, с системой консервативных полисных социально-экономических отношений, в эпоху культурного переворота получает необычайное развитие интеллектуальное экспериментирование, не страшащееся постановки вопросов о несправедливости рабства, о равенстве всех людей «по природе», о правомерности существования той или иной формы правления и т. д.
152
См., напр.: Лосев А. Ф. Жизненный и творческий путь Платона // Платон. Соч.: В 3 т. Т. 1. М., 1968. С. 24, 25.
153
Этот конструктивный элемент утопий, ориентированный на парадигму «золотого века», совершенно выпадает из поля зрения, например, в работе Б. Кицлера, вслед за Л. Мамфордом разделяющего античные утопии на «описательные» и «созидательные», или у М. Коха, тщетно стремящегося найти в древности различия между «конструктивными» и «реконструктивными» утопиями, с одной стороны, и «утопиями бегства и избавления» — с другой (Kytzler В. Utopisches Denken und Handeln in der Antike ’// Der utopische Roman /Hrsg. von R. Villgradter und F. Krey. Darmstadt, 1973, S. 52—54; Koch M. Zur Utopie in der alten Welt // Auf den W7eg gebracht. Idee und Wirklichkeit der Gründung der Universität Konstanz. Konstanz, 1979. S. 390 ff.; см. также: Flaschar H. Formen utopischer Denkens bei Griechen //IBKW. H. 3. Innsbruck, 1974; Winter M. Compendium.Utopiarum— Typologie und Bibliographie literarischer Utopien. Stuttgart, 1978.
155
Ibid. P. 187; см.: Braunert H. Utopia. Antworten griechischen Denkens auf die Herausforderung durch soziale Verhältnisse // Veröffentlichungen der Schleswig-Holsteinischen Universitätsgesellschaft. N F. N 51. Kiel, 1969. S. 15—16.
156
Finley M. I. Utopianism... P. 186—187. — Равным образом можно доказать, что одним и тем же античным утопиям одновременно свойственны и эгалитарные, и иерархические черты. Абсолютное равенство стражей в «Государстве» Платона сочетается с сословной иерархией. Привилегии касты жрецов у Эвгемера неотделимы от управленческой деятельности последних, направленной на поддержание имущественного равенства среди населения Панхайи, чему служит и уничтожение на этом утопическом острове частной собственности.