Аналогичную роль играла, начиная с шумерских времен царская власть в государствах Месопотамии. Помимо традиционной, имеющей ритуальный характер координации правлений с природными циклами (в Вавилонии царь начинал свое правление в Новый год и т. д.), весьма примечательной является и другая форма легитимизации царской власти, отразившаяся в текстах, посвященных «договорам», заключаемым царями с богами — покровителями города, а также во вводных; разделах к известным нам сводам законов. Например, во введении к законам вавилонского царя Хаммурапи (1792—1750 гг.) утверждается следующее: когда верховные боги определили богу Мардуку владычество над людьми, назвав «его высоким именем» Вавилон, сделали этот город «могучим среди частей света и основали в нем вечное царство, фундамент которого прочен, как небеса и земля», они призвали Хаммурапи — пастыря людей («деяния которого нравятся богине Иштар»), «почитающего богов», для того «чтобы справедливость в стране заставить сиять, чтобы уничтожить преступников и злых, чтобы сильный не притеснял слабого...», чтобы усмирить мятеж и заставить «сиять истину».[199]
Хотя законы были обнародованы в окончательной редакции в последние годы царствования Хаммурапи, вводная их часть отражает, по-видимому, ставшее к этому времени уже традиционным обоснование «реформ», осуществленных им при восшествии на престол. «Установление справедливости» заключалось прежде всего в отмене долгов и прощении недоимок[200]
Самый ранний из известных нам примеров такого рода «реформ» также свидетельствует о стремлении придать проводимым преобразованиям вид «восстановления» существовавшей прежде справедливости. Речь идет о преобразованиях, осуществленных правителем (лугалем) Лагаша — Уруинимгиной (прежнее неправильное чтение — Урукагина) (2318—2310(?)гг.), пришедшим к власти в результате государственного переворота и низложения своего предшественника — Лугальанды. Новый правитель, вероятно, избранный народным собранием, провел реформы, облегчавшие положение рядовых общинников, освободив их от многочисленных поборов, произвольно взимавшихся приближенными Лугальанды при поддержке государственного аппарата. Храмам были возвращены прибранные к рукам царской семьей земли, отменены долговые сделки, восстановлены прежние права мелких жрецов и зависимых от храмов работников.
Проведенные преобразования, цель которых, безусловно, заключалась в предотвращении распродажи общинных земель и укреплении традиционной социальной опоры государства, расшатывавшейся своекорыстной политикой знати, были консервативны по духу. Их радикализм не следует преувеличивать, поскольку причины долговой кабалы не были уничтожены, а правительственные чиновники остались на своих местах.[201] Однако реформы Уруинимгины были объявлены возвратом к «прежнему закону» (интерпретация И. М. Дьяконова), или к «божественному закону», продолжавшему существовать «на небе», несмотря на все злоупотребления и «возвращенного» правителем-реформатором на землю (интерпретация В. В. Струве).[202]
Гарантом сохранения этого закона должен был стать завет (особый договор), заключенный Уруинимгиной с верховным богом Лагаша Нин-Нгирсу, «чтобы сироте и вдове сильный человек ничего не причинил».[203]
Тремя столетиями позже в точно таких же выражениях в тексте законов основателя III династии Ура — правителя Ур-Намму обосновывались проведенные им реформы.[204]
Рассмотренные «программы» древних реформаторов, отражающие распространенное представление о необходимости периодического восстановления неуничтожимых в принципе справедливости, божественных норм и законов, нарушаемых людьми и правителями по безрассудству, вряд ли могут быть до конца поняты вне циклического восприятия времени. В итоге возникающую в ходе постепенной эволюции идеологическую конструкцию, соединяющую идею непрерывной царственности с постоянной актуализацией прошлого при помощи ритуальных празднеств, реформ и т. д. и дополненную впоследствии делением событий на определенные «исторические циклы» (начинающиеся и завершающиеся договорами с богами о нерушимости древней справедливости), действительно можно выразить в виде некоей, «временной спирали».[205] Необходимо, однако, сразу подчеркнуть, что такая абстракция, естественно, была и остается плодом современной научной рефлексии.
199
Хрестоматия по истории Древнего Востока. Ч. 1. С. 152—153.— О важнейшем значении характеристики правителя как «божественного пас-тука» в идеологии древних ближневосточных обществ, а также в античный период см.: Camassa G. Il ’’pastorato” di Zaleuco // Athenaeum. Nuova Serie. 1986. Vol. 64. Fase. I—II. P. 141 sqq.
201
Там же. C. 207—210: см. также: История древнего мира. Т. 1. С. 63—64; Малеванный А. М., Чиглини.ев Е. А., Шофман А. С. Классовая борьба в древнем мире. Казань, 1987. С. 15.
202
История Древнего Востока. Ч. 1. С. 210; Струве В. В. Государство Лагаш. Борьба за расширение гражданского права в Лагаше XXV— XXIV вв. до н. э. М., 1961. С. 31—32, 83; Хрестоматия по истории Древнего Востока / Под ред. В. В. Струве и Д. Г. Редера. М.. 1963. С. 178.
203
Цит. по: История Древнего Востока. Ч. 1. С. 209; см. также: Кра-м е р С. Н. История начинается в Шумере. С. 62.
204
Крамер С. Н. История начинается в Шумере. С. Λ54—66; Хрес томат я по истории Древнего Востока. Ч. 1. С. 146—147.
205
Ахундов М. Д. Концепция пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. М., 1982. С. 62; Вейнберг И. П. Человек в культуре древнего Ближнего Востока. С. 71—72.