В целом безуспешной оказалась попытка преодолеть противоречия концепции К. Маннгейма, предпринятая немецким философом Э. Блохам в книге «Свобода и порядок. Очерк социальных утопий». Вводимое им различие между «абстрактной» и «становящейся конкретной» утопиями, которым соответствуют «утопическое» сознание, стремящееся улучшить общественные отношения «непосредственно из головы», и «утопистическое» сознание, предлагающее для такого улучшения «также и наружный строительный материал»,[36] по-прежнему основывалось на принципе потенциальной реализации утопии в будущем.[37] К абсолютизации данного принципа как Блоха, так и Маннгейма подталкивала скрытая (а нередко и явная) полемика с марксизмом. Вот почему построения обоих авторов с самого начала носили довольно резкий отпечаток догматизма.[38]·
Однако анализ утопических произведений показывает, что» ни принцип реализации, ни, наоборот, мысль о невозможности осуществления идеального замысла на практике в силу своей субъективности не могут стать критериями для разработки научной социологической концепции утопизма (ни тем более основой для классификации утопий). Равным образом и «трансцендентность» утопического сознания на любом его уровне не является главным конституирующим признаком утопии. По справедливому замечанию Э. Я. Баталова, «суть дела... не в самом факте ,,несоответствия” (утопической ,мысли реальной действительности.— В. Г.), а в его природе. Только специфика природы .„несоответствия” и трансцендентности данного типа сознания (раскрывающаяся в способе продуцирования) позволяет выявить и зафиксировать его .качественную определенность».[39]
Специфика утопизма заключается не в его противопоставлении идеологии (говорить об этом можно только в сравнении утопии с научной идеологией, т. е. с марксизмом), но в той роли, которую он играет в общественном сознании. Социальный утопизм, как и идеология, может рассматриваться как проявление «специализированного общественного сознания» в отличие от «массового сознания», т. с. общественной психологии.[40] В этом плане он выступает как специфическая форма идеологии, «фокусируя» философские, политико-правовые, экономические, этические и другие взгляды в направлении разработки радикально отличного от действительности, противостоящего ей общественного идеала.
Вместе с тем социальный утопизм может рассматриваться и как элемент массового сознания, как своеобразная «надстройка» над общественной психологией, формируя уже на самых ранних этапах развития цивилизации основу такого феномена, как «народная утопия». Если «идеологические концепции, выступая в форме специализированного сознания, первоначально являются, как правило, достоянием немногих»,[41] то для социального утопизма в историческом плане характерен путь развития от спонтанного распространения в широких слоях общества различного рода утопических настроений к своей высшей стадии — индивидуально окрашенным литературным утопиям.
Разумеется, функции утопического сознания можно исследовать и выводить в отрыве от «массового субстрата», опираясь только на анализ собственно утопических произведений. Но, на наш взгляд, было бы большой ошибкой рассматривать эти функции исключительно в качестве «законов жанра». А такой подход, заметим, имеет очень широкое распространение, порождая целый ряд противоречивых суждений, касающихся прежде всего вопросов типологизации социального утопизма и классификации самих утопических сочинений. Так, например, бельгийский исследователь Р. Труссон в обширном труде «Путешествия в страну Нигдею. Литературная история утопической мысли» выражает крайне отрицательное отношение к самому понятию «утопическое сознание».[42] В качестве решающего им выдвигается следующий довод: было бы абсурдным предполагать существование утопистов, которые не были бы вместе с тем авторами утопий.[43]
36
Bloch E. Freiheit und Ordnung. Abriss der Sozialutopien. Hamburg, 1969. S. 239—240. — Гораздо раньше к сходной классификации пришел Д. Герцлер, определявший утопизм как концепцию «социального улучшения либо при помощи самих идей и идеалов, либо воплощенную в определенных носителях социального изменения» (H е г t z 1 e г J. О. The History of Utopian Thought. P. 2—3).
37
Bloch E. 1) Freiheit und Ordnung.. S. 177—178; 2) Das Prinzip Hoffnung. Frankfurt am Main, 1959. S. 9.
38
См., например, попытку Э. Блоха рассматривать марксизм как «вершину» утопического сознания (Bloch E. Freiheit und Ordnung... S. 180).
42
Trousson R. Voyages aux pays de nulle part: Histoire littéraire de la pensée utopique. P. 9. — Ср.: Ruyer R. L’Utopie et les Utopies. Paris, 1950. P. 9, 37; Шестаков В. П. Понятие утопии и современные концепции утопического // ВФ. 1972. Λ» 8. С. 15.