Творцом в назорейском мифе является падший, но способный к покаянию ангел Птахиль — имя состоит из имени египетского демиурга Птаха и теофорной частицы «-ил»[72]; ценность сотворенного им видимого мира отрицается. Следует особо подчеркнуть, что Птахиль не тождествен «богу иудеев Адонаи», чей образ в назорейском учении также является негативным, на чем и основывается обоюдная ненависть иудеев и назореев.
Обобщая результаты огромной работы, проведенной в XX столетии такими подвижниками науки, как М. Лидзбарский, леди Э. С. Дровер, Р. Мацух и К. Рудольф, можно уверенно утверждать, что назорейство возникло в Палестине как протестное движение, направленное против иерусалимского культа Яхве. Решающую роль в нем сыграли жители Галилеи и Самарии, тогда как ревнители нормативного иудаизма изначально являлись его противниками. Интересно, что, судя даже по каноническим Евангелиям и Деяниям, проповедь Христа и апостолов была успешна именно в этих этнических группах. Свою роль сыграла и социальная неоднородность страны — противостояние иерусалимской жреческой аристократии нищему «народу земли», а влиятельных фарисеев презираемому за «языческое» происхождение населению Галилеи.
Особого внимания заслуживает сопоставление религиозной литературы назореев с христианской протолитературой. С одной стороны, в Гинзе и Книге Иоанна присутствует острая антихристианская полемика, чрезвычайно несдержанная по тону и непосредственно затрагивающая Иисуса Христа. Нельзя, однако, не отметить, что острие этой полемики направлено против доктрин о Святой Троице, о непорочном зачатии и мессианстве Иисуса; объектом нападок является также христианское духовенство, включая епископов и «католикосов», и монашество, особенно женское. Нетрудно заметить, что перечисленные доктрины и явления связаны с институциональной церковью, и, соответственно, направленная против них полемика не может быть датирована периодом ранее IV–V веков. В то же время исследователями отмечены очевидные параллели как между назорейской литературой и Новым Заветом[73], так и между ней же и писаниями из Наг-Хаммади[74]. Хотя эти параллели в большинстве случаев ограничиваются сходством понятийного аппарата и не позволяют говорить о прямой литературной зависимости, можно отметить интереснейший, близкий к соответствующим отрывкам канонических евангелий эпизод крещения Иоанном на Иордане назорейского Спасителя Манда д-Хаййе (Знания, (которое от) Жизни) — Гинза, 5:4[75].
Многие европейские ученые и в первую очередь, естественно, ортодоксальные богословы потратили немалые усилия, чтобы доказать, что месопотамские назореи либо зародились непосредственно в Месопотамии, либо пришли из Палестины через столетия после I века, либо задолго до I века, либо вообще являются выродившейся сектой сирийских гностиков, но главное — что они не имеют ничего общего с палестинскими назореями I столетия и, особенно, с одним единственным Назореем — Иисусом. На их аргументации мы останавливаться не будем, отметим лишь, что понимание назорейства Иисуса в контексте установлений Закона Моисея и в связи с назиреями[76] эпохи Судей является очевидным анахронизмом, поскольку назирейская традиция древнего Израиля в послепленный период была утрачена.
Исторический Иисус никогда не был «Иисусом из Назарета». Отождествление Назорея (Ναζωραίος) с «жителем Назарета» (ναζαρηνός), сделанное составителями канонических евангелий на основе народной этимологии (Мф., 2:24), абсолютно некорректно (Мацух, 2002, 45–52). То, что это прозвище продолжало употребляться, свидетельствует, насколько создатели окончательной версии канонических евангелий были далеки от описываемых в них реалий. Существует, впрочем, гипотеза, что ни разу не упомянутое в еврейской Библии географическое название «Назарет Галилейский» было изобретено не ранее II столетия именно для истолкования прозвища Иисуса, а сам населенный пункт возник (или был так назван) еще позже.
Если мы будем рассматривать взгляды Самого Иисуса Назорея и Его окружения в контексте того назорейства, которое сумело дожить до наших дней, они представляются настолько «еретическими», что уже не могут быть связаны с иудаизмом как таковым, а это делает понятной и казнь на кресте, то есть «повешение на древе», предусмотренное Законом Моисея для «хулящих имя Яхве» (см.: Лев., 24:11–16; Чис., 15:30–31; 25:4; Втор., 21:22–23; Гал., 3:13)[77]. При этом мы должны расценивать вошедшие в канонические евангелия сведения о признании Иисуса Иоанном Крестителем как попытку преодоления конфликта, реально имевшего место между назореями, остававшимися «учениками Иоанновыми», и назореями, последовавшими за Иисусом. Свидетельством этого конфликта является использование в Евангелии от Иоанна элементов понятийного аппарата назорейских писаний в полемическом контексте[78].
Послания Игнатия Антиохийского. Мы уже говорили, что бедность источников, находившихся в руках Евсевия Кесарийского, обусловлена не бедностью раннехристианской литературы, а сознательным отказом от использования целого ряда древнейших текстов, не удовлетворявших изменившемуся догматическому вкусу и уже не казавшихся достаточно «ортодоксальными». Обратим внимание именно на те тексты, которым в этих жестких условиях все же удалось сохраниться. Особенно интересным представляется сборник посланий Игнатия Богоносца, использовавшего элементы понятийного аппарата гностических писаний.
Необходимо привести несколько примеров. В главе VII Послания к Магнезийцам находятся слова: «Он показал Себя через Своего Сына, Иисуса Христа, Который есть Его Слово, изреченное из Молчания»[79], причем «Молчание» (συγή) является гностическим термином, неоднократно отмеченным как в аутентичных гностических текстах, так и у ересиологов. Послания к Филадельфийцам и Магнезийцам содержат созвучную гностическому пониманию жесткую критику иудействующих, не противоречит ему и полемика против докетизма[80]. В посланиях неоднократно упоминается «князь века сего», но самым ярким примером является XVII глава Послания к Ефесянам:
«Господь для того принял миро на главу Свою, чтобы облагоухать Церковь нетлением. Не намащайтесь же зловонным учением князя века сего; да не уведет вас, как пленников, от подлежащей жизни.
Почему мы не все рассудительны, принявши ведение (γνωσις) Божие, которое есть Иисус Христос? Зачем мы безрассудно погибаем, не признавая того дара, который истинно Господь послал?»
Весь отрывок становится понятен только в рамках христианскогностической парадигмы, причем выражаемая им мысль более чем неортодоксальна. Ближайшая параллель находится в Книге Великого незримого Духа (Евангелии Египтян) из Наг-Хаммади III, 59–60: «Ибо Покаяние снизошло вниз, в мир, он же образ ночи. Придя, оно стало просить за семя князя века сего и за власти, происшедшие от него — то, что тленно и погибнет, семя бога, рождающего демонов». Немаловажно также, что Христос в данном отрывке назван «ведением Божьим», то есть прямо «Гнозисом».
Конечно, мы не можем утверждать, что Игнатий был таким же гностиком, как Валентин или Василид, но целый ряд отрывков его посланий предполагает именно гностическое понимание, и сам Игнатий не мог этого не осознавать. Нельзя исключить, что его тексты были подвергнуты церковной редакции, но и при этом из них не была устранена гностическая образность. Если тексты Игнатия сумели сохраниться в таком виде, можно представить, что было утрачено.
Вселенская ересь манихеев. Мани Хайа (216–276), религиозный реформатор, сумевший создать если не мировую религию, то, по крайней мере, «вселенскую ересь», в молодости был изгнан из некой «элксаитской» общины[81], располагавшейся около Месены (нынешней Басры), как еретик[82]. Основанная им манихейская община распространилась на огромном пространстве — от Северной Африки до Китая. Религиозную историю человечества Мани Хайа рассматривал, как череду «посланников Света»[83], в число которых включал Зороастра, Будду, Иисуса Христа и даже апостола Павла. Именно этим и обусловлено вхождение в манихейское богословие ряда значимых христианских элементов, в том числе христологии Иисуса Сияющего и Иисуса Страждущего.
72
74
75
Ginza. Der Schatz oder das Grosse Buch der Mandaer. Obersetzt und erklart von
76
Древнееврейское נויר греческая транслитерация ναζιραΐος, некорректно передано в русском Синодальном переводе ВЗ как «назорей».
77
См. также От Бытия до Откровения. Учение. Пятикнижие Моисеево. Перевод, введение и комментарии доктора исторических наук
79
Цит. по:
81
Назорейской — см.
82
Подробнее о биографии Мани Хайа см. Кефалайа («Главы»). Коптский манихейский трактат. Перевод с коптского, исследование, комментарий, глоссарий и указатель
83
Позднее этой схеме следовал сменивший Мани Хайа на посту «печати пророков» Мухаммед. Он же обогатил список пророков Ибрахимом-Авраамом и Мусой-Моисеем, которых, по вполне понятным причинам, не было в списке Мани Хайа.