Восстенал он,
Что сосватал город с горем
Александр проклятой свадьбой, —
Граждан жизнь положивших
За родину, поминая,
Жертвы се́чи кровавой.
С т р о ф а II Некто льва воспитал в дому,
Из пещеры слепого взяв
От сосцов материнских.
720 В первые месяцы львенок,
Детям забава и старцам,
Ласковый был домочадец.
Хозяин на руки его,
Как малого ребенка, брал.
Есть хотел он – махал хвостом,
В очи глядя умильно.
А н т и с т р о ф а II Вырос зверь – и природный нрав
Страшным делом явил, воздав
Ярой злобой кормильцам.
730 Трапезой лютою хищник
Глад кровожадный насытил,
Кровию залил овчарню.
И трепетом и горем он
Наполнил оскверненный дом.
Кары божией мрачный жрец
Был семьею воспитан.
С т р о ф а III Она вошла в старый дом —
И с ней вошла отрада,
Как вешнее
740 На́ море затишье.
И в полном доме всех сокровищ
Краше – ее живой кумир,
Чье дыханье пленяет разум,
А глаза – луч огневых стрел,
Что Эрот спускает с лука…
Но исчез вдруг золотых нег
Роковой сон, – страшна всем
Дочь Леды в Трое: Парис
Взял Эринию в жены!
А н т и с т р о ф а III 750 Старинное, все живет
В устах молвы присловье:
«Обилие
Не умрет бездетным.
Родит удача злое чадо,
Лихо семье; и расцветет
Счастье горем, нуждой богатство».
Но не так я рассудил бы!
Говорю: вина людская
Наплодит сонм роковых чад,
60 И похож род на вину-мать.
А правда добрых родит
Дочь – прекрасную долю.
С т р о ф а IV Надменных душ дерзость, ты —
Мать обид!
Лютых чад множишь ты;
Плодится род.
Мучительство – потеха злому племени.
Но встанет день, не минет —
И новое родится чадо в ложнице:
Чудовищной,
770 Мрачной вины проклятье,
В матерь обличьем демон.
А н т и с т р о ф а IV Дымит очаг, черен дом,
Скуден дом:
Если ты, Правда, в нем, —
Он светел весь.
Когда ж палаты в золоте, а с рук владык
Не смыта скверна крови, —
Ты, взоры отвращая, вон идешь, презрев
Заемных слав
780 Суетный блеск. Приводишь
Все ты к пределу, Правда!
Приближается колесница, окруженная воинами. На ней, в пышных доспехах, стоит Агамемнон. У его ног, с жезлом в руках и священными повязками на голове, сидит Кассандра.
Предводитель хора
Ей, гряди, государь, Илионских твердынь
Сокрушитель, Атрид!
Как тебя мне встречать? как тебя величать,
Не умалив, о царь, не превыся хвалы,
Соразмерной делам?
У кого на уме лишь казаться, не быть, —
Ограждения правды не чтит он.
790 На словах сожалеть, с огорченьем вздыхать
Не готовы ли все? Но не все острие
Сострадания в сердце приемлют.
И сорадуясь льстиво, к улыбкам они
Невеселые лица неволят, и лгут.
Но своих ли овец не узнает пастух?
Властелин прозорлив: лицемерных притворств
Он легко различит водянистую смесь
От беспримесной верности сердца.
Не таю, что, когда за Елену ты слал
800 Корабли с молодежью на гибель,
Не прекрасным твой образ являлся очам:
Ты кормило мятежным страстям уступил
И жестокостью жертв
Распалял в обреченных отвагу.
Но свершившему дело хвалу и любовь
Не уста лишь, а сердце дарует.
И со временем все обличится, о царь:
Кто по совести, кто без тебя не к добру
Опекал государство и граждан.
Агамемнон
810 Аргивские святыни, боги родины,
К вам первым речь! Вы были мне пособники
В пути возвратном и в отмщеньи праведном.
Исполнен приговор ваш. Не со слов истца
Вы Трою осудили. Тайно жребии
Все в урну крови пали, до единого.
Чредой касались урны милосердия
Рукою праздной судьи: не наполнилась
Пощады урна!.. Грудой пепла дымного
Обрушилось величие. Истлел костер
820 Под бурей рока. Тучной тризны облако
Стоит над пожари́щем… Вас из рода в род,
О боги, славить будем! Ибо взыскано
Сторицею возмездье: за одну жену
Загрыз аргивский зверь и в прах зарыл народ[3].
Рожден утробой конской, щитоносный полк
Прыжком взял стены, хищник, переждав Плеяд.
Во мраке огляделся лев, и спрянул в кремль,
И царской нализался крови досыта…
830 Первины благодарности воздав богам,
Тебе скажу я слово. Помню все. С тобой
Единого желаю. Твой поборник я!
Немногих добродетель – вознесенного
Благой судьбиной друга чтить без зависти.
Кто счастьем обделен, вдвойне недугует,
Язвимый зложелательством: своей беды