Когда Алкивиад стал инициатором и вдохновителем морского сицилийского похода, то многие афиняне все-таки поняли авантюрность и опасность этой затеи. Афинянин Метон, астролог по роду занятий, никак не хотел отпустить на войну своего сына. Он сам нарочно сжег ночью свой дом и наутро явился в народное собрание с нижайшей просьбой:
— Как же я в таком несчастье останусь без сына? Освободите его от похода!
Метон добился желаемого.
Услышав, что афиняне приговорили его к смерти, Алкивиад сказал:
— Я им докажу, что я еще жив!
Александр Македонский прислал афинянину Фокиону сто талантов[16].
— Почему именно мне? — удивился вообще-то очень скромный в быту Фокион. — Такие огромные деньги…
— Царь считает тебя достойным человеком! — отвечали царские посланцы.
— Ну что ж, — решил Фокион после некоторого раздумья. — Пусть тогда царь позволит мне и в дальнейшем оставаться таким же достойным человеком.
Царский подарок был отправлен обратно.
Удрученные очередными военными неудачами афиняне избрали стратегом вместо Фокиона дерзкого оратора Демада. Возгордившись пуще прежнего, Демад подошел к старому Фокиону:
— Одолжи мне твой грязный плащ, который ты носил в походах, будучи стратегом!
Фокион отвечал:
— Грязи тебе хватит и без моего старого плаща!
Афинянин Аристогитон постоянно подстрекал народное собрание к воинственным и скорым поступкам. Но когда в государстве объявили воинский набор, Аристогитон явился на агору с перевязанной ногою, опираясь на длинную суковатую палицу.
Стратег Фокион, которому больше всего приходилось терпеть от выходок неугомонного Аристогитона, закричал с высокой ораторской трибуны:
— Да не забудьте внести в воинские списки хромого негодяя Аристогитона!
На войне к стратегу Фокиону все время подбегали афиняне со своими настырными советами.
Наконец он не выдержал:
— О, боги! Как же много вокруг меня полководцев и как мало воинов!
Фокион множество раз избирался стратегом, но в конце жизни соотечественники приговорили его, уже совсем старого, к смертной казни, и он должен был выпить яд.
Когда старику подали кубок со смертельным зельем, с цикутой, то близкие спросили его, не желает ли он передать что-нибудь сыну, отсутствовавшему в то время в Афинах.
— Я очень прошу его, — тяжело вздохнул старик, — не питать к Афинам злобы за то, что я осушу этот кубок!
Перед казнью Фокион, передают, страшно удивлялся неустанным сетованиям на судьбу своего союзника, простого человека по имени Фудипп.
Время от времени Фокион его спрашивал:
— Разве это для тебя не счастье, Фудипп, — умереть вместе с Фокионом?
Спартанский царь Ликург намеревался переменить образ жизни своих сограждан в лучшую сторону. Предварительно он вскормил у себя дома двух щенков одного помета. Одного щенка царь приучил к лакомой пище, разрешал ему подолгу находиться в теплом доме, в неге, а другого сразу стал готовить к псовой охоте.
Когда щенки достаточно возмужали, Ликург привел их с собою в народное собрание. На виду у спартанцев он разложил перед молодыми животными знакомые одному из них лакомства и выпустил зайца. Каждая из собак бросилась к тому, к чему была приучена: одна пустилась в погоню за зайцем, другая — устремилась к лакомствам. Когда пойманный заяц был брошен к ногам Ликурга, Ликург сказал, обращаясь к согражданам:
— Видите ли, собаки эти — одной породы, одного помета, но по-разному воспитаны. Не значит ли это, что воспитанием и от человека можно добиться каких угодно результатов? Нужны лишь соответствующие законы. Я готов их вам предложить.
Спартанцы согласились с Ликургом, и он вскоре начал вводить новые законы.
Ликурга как-то спросили:
— Почему в Спарте нет городских укреплений?
— Как? — удивился Ликург. — А вот?
И он указал рукою на спартанских воинов.
Чужеземцы интересовались:
— Почему, Ликург, ты никогда не берешь приступом вражеских крепостей?
— Да ведь будет обидно, — сказал он, — когда цветущего возраста мужчины погибнут от каких-нибудь горшков, сброшенных им на головы слабыми женщинами или малыми детьми!
Некто говорил весьма умно, но все некстати.
Спартанский царь Леонид заметил:
— Друг мой! Ты говоришь дело, но не к делу!
Когда царь Леонид отправлялся под Фермопилы, чтобы задержать там как можно дольше персидское войско, эфоры, должностные лица, его предупреждали:
— Берешь слишком мало людей.
Он же, зная, что всем идущим с ним придется погибнуть, отвечал:
— Для такого дела, ради которого туда идем, беру слишком много людей!
Персидский царь прислал Леониду к Фермопилам короткое письмо: «Сдавай оружие!»
Леонид ответил так же коротко: «Приди и возьми!»
Перед Фермопильским сражением царь Леонид обратился к своим воинам с такими словами:
— Давайте плотно позавтракаем, потому что обедать нам придется уже в Аиде (на том свете).
С острова Хиоса в Спарту прибыл какой-то старик с седыми крашеными волосами. Как только он изложил перед спартанцами то, с чем был послан своими соотечественниками, поднялся с места спартанский царь Архидам:
— Чего хорошего можно ждать от этого человека, когда у него на голове сплошной обман?
Некто Периандр слыл отличным врачом, но писал уж очень беспомощные стихи.
Архидам укорял его при встречах:
— И чего ради стараешься называться плохим поэтом, а не искуснейшим врачом?
Философа Гекатея порицали за то, что за званым обедом он не проронил ни слова.
Царь Архидам вступился за философа:
— Кто умеет говорить, тот умеет выбирать и время, когда надо говорить!
Гражданин небольших и мирных Мегар как-то на равных заспорил со спартанским полководцем Лисандром.
Тот его остановил:
— Для убедительности твоих слов надо бы иметь покрупнее государство!
Спартанцы долго и весьма вяло осаждали город Коринф.
Наконец к осаждавшим прибыл Лисандр. Случилось так, что как раз в то время из крепостного рва выскочил заяц.
Лисандр расхохотался, обращаясь к войску:
— И вам не стыдно так долго возиться с таким ленивым противником, у которого под крепостными стенами дремлют зайцы?
Однажды спартанский царь Агесилай был на пиру симпосиархом — распорядителем.
Виночерпий спросил его:
— Сколько вина наливать пирующим?
— Если у тебя его много, — отвечал царственный симпосиарх, — то наливай столько, сколько кто пожелает. Если мало — то всем поровну.
Кто-то в присутствии Агесилая похвалил ритора:
— Ах, как же он умеет представить великим даже незначительное дело!
Агесилай не согласился:
— Ну, уж я не считаю хорошим сапожником того, кто на мелкую ногу шьет огромный башмак!
Один хромой спартанец, готовясь в далекий поход, безуспешно искал себе лошадь.
Узнав о том, Агесилай принялся его журить:
— Разве ты не знаешь, что хромота на войне — вовсе не помеха? Там ведь нужны не те, кто умеет быстро убегать, но те, кто способен устоять!