Продвигаясь с войском по направлению к Азии и уже в ее пределах, царь Агесилай посылал спросить у государей тех земель, через которые предстояло пройти войску:
— Вы нас пропускаете? Или будем сражаться?
На такой прямой вопрос тогдашний македонский царь ответил уклончиво:
— Я подумаю.
Выслушав ответ из уст гонцов, Агесилай решил:
— Пусть он думает, а мы тем временем пойдем вперед.
Македонский царь поспешил известить о своем согласии пропустить спартанцев.
Какой-то слабосильный человек советовал спартанскому полководцу Павсанию:
— Дай противнику сражение одновременно и на суше, и на море!
Павсаний прикинулся страшно заинтересованным:
— Так, может быть, ты разденешься и всем покажешь, какие там у тебя мышцы, коль даешь такие отважные советы!
После победы над персами при Платеях, где Павсаний командовал объединенным эллинским войском, он приказал подать ему и его свите тот обед, который был приготовлен еще персидскими поварами. Удивленный обилием и великолепием яств, спартанец покачал головою:
— И после такой еды они позарились на наш скудный ячменный хлеб!
Спартанский царь Клеомен заключил с аргосцами перемирие на семь дней. Однако напал на них уже на третью ночь, когда они спали, надеясь на спасительный договор. Одних противников спартанцы перебили, других забрали в плен.
Когда Клеомена стали укорять в злом вероломстве, он отбивался:
— В договоре нашем говорится только о днях, но никак не о ночах!
К царю Клеомену прибыли послы с острова Самоса и стали убеждать его начать войну с самосским тираном Поликратом.
Речь у послов получилась чересчур длинной. Когда они наконец замолчали, Клеомен сказал:
— Начала речи я не запомнил, потому середину ее не понял, а конец ее — не одобряю!
Какой-то хилый софист долго разглагольствовал о мужестве. Слушая его, Клеомен открыто смеялся.
Софиста это взорвало:
— Чего смеешься, когда речь идет о мужестве?
Царь ответил:
— Я поступил бы точно так же, если бы о мужестве заговорила со мною ласточка. А вот если бы орел — о, тогда я слушал бы внимательно!
Кто-то очень хотел представить царю Клеомену одного искусного музыканта:
— Да ведь это лучший музыкант изо всех эллинов!
Царь улыбнулся:
— Ну и что? А вот это у меня кашевар, лучший изо всех эллинских кашеваров! Но я же никого не заставляю знакомиться с ним!
Клеомена спросили:
— Вот ваши соседи, аргосцы, все время на вас нападают и нападают. Почему вы их не уничтожите?
— Нельзя! — покачал головою Клеомен. — Нашей молодежи на ком-то нужно упражняться в своем воинском умении!
Филипп Македонский говаривал:
— Осел с мешком золота возьмет любую крепость!
Когда надо, Филипп Македонский проявлял удивительную выдержку.
Как-то в числе афинских послов явился к нему некто Демохар, человек невероятно злоязычный и дерзкий. Выслушав послов, Филипп весьма учтиво спросил:
— Что бы мне надлежало сделать, чтобы угодить наконец афинскому государству?
Демохар, зная ненависть афинян к Филиппу, тут же крикнул:
— Возьми да удавись!
Пораженные такой выходкой, афинские послы уже приготовились к жестокой казни.
Но Филипп приказал их мирно отпустить, вместе с Демохаром. На прощание заметил:
— Передайте там, в Афинах, что большей гордыней обладают те, кто говорит нечто подобное, нежели те, кто отпускает говорящих подобное безо всякого для них наказания!
Филипп Македонский, выслушав, как славно играет на кифаре его сын Александр, не одобрил занятий царевича.
— Не стыдно ли тебе, — сказал он в сердцах, — так отлично играть? С царя довольно и того, что у него находится время послушать игру других музыкантов!
После победы под Херонеей Филипп Македонский так возгордился своими успехами, что вынужден был спасаться придуманным им же средством: назначил особого раба, чтобы тот каждое утро трижды кричал перед ним такие слова:
— Помни, что ты человек! Помни, что ты человек! Помни, что ты человек!
Как-то неожиданно встретились македонский царь Филипп и бывший сиракузский тиран Дионисий Младший. Филипп находился в блеске славы и могущества, а Дионисий, изгнанный из отечества, спасался, как известно, от голодной смерти тем, что обучал коринфских мальчишек грамоте.
Филипп поинтересовался:
— Как же это ты не удержал в своих руках такие богатства?
Дионисий только вздохнул:
— Мой отец, Дионисий Старший, оставил мне все-все, но не свое счастье!
Филипп Македонский послал гонцов к скифскому царю Атею, чтобы объявить ему войну.
Царь Атей как раз чистил скребницею лихого коня. Закончив свое занятие в присутствии македонцев, он спросил:
— А что, ваш царь тоже умеет это делать?
Гонцы озадаченно пожали плечами:
— Нет!
Скифский царь искренне удивился:
— Да как же он может идти на меня войною?
Царь Филипп любил повторять:
— Эх, и завидую я афинянам! Они каждый год находят у себя целых десять полководцев, чтобы избрать их на должности стратегов. А я вот, несчастный, за много лет отыскал в Македонии только одного дельного полководца — Пармениона.
Победив эллинов под Херонеей, Филипп Македонский никак не хотел ставить в их городах свои оккупационные отряды.
— Уж лучше мне, — считал он, — долгое время слыть хорошим, нежели очень короткое — притеснителем.
Ведя судебное заседание, Филипп Македонский закрыл свой единственный глаз (второй потерял в сражении) и весьма основательно вздремнул. То ли накануне крепко выпил, то ли уж очень устал. Очнувшись, царь тут же изрек такой неожиданный и несправедливый приговор, что осужденный начал громко вопить:
— Я иду к другому судье! Эй, судья! Эй, судья! Давай скорее сюда!
Филипп широко открыл уцелевший глаз:
— Кого зовешь? К кому идешь?
— Да к тебе же, государь! — сказал обиженный. — Ты должен проснуться и внимательно меня выслушать!
Филипп стряхнул с себя дремоту, выслушал обвиняемого заново, очень легко понял, что допустил ошибку, но царского приговора отменить уже не мог. Зато огромный и несправедливый штраф приказал уплатить из царской казны.
После победы под Херонеей Филипп Македонский прислал спартанскому царю Архидаму короткое письмо, написанное в весьма надменном тоне.
Спартанцы, надо отметить, в указанном сражении участия не принимали. Спартанский царь ответил Филиппу тоже очень кратко: «Если ты, царь, измеришь свою собственную тень, то узнаешь, что после победы она нисколько не удлинилась!»
Как-то к Филиппу Македонскому привели двух пленников. Они с такой яростью начали наговаривать друг на друга, что царь еле их остановил. Зато, остановив, тут же вынес свой приговор:
— Первому из вас приказываю немедленно убраться из моего государства! Что касается второго — то он должен тотчас последовать за первым!
Александр Македонский, будучи подростком, укорял своего отца Филиппа:
— Если ты и впредь будешь так же хорошо воевать, то мне не останется для завоевания ни одной страны!
Однажды Филипп Македонский купил за огромную сумму, в тринадцать талантов, удивительного фессалийского коня, названного Букефалом. Конь оказался настолько диким и неукротимым, что оседлать его не мог никто из царского окружения. Когда же это довольно легко удалось сделать юному царевичу Александру, растроганный до слез Филипп воскликнул: