Царь призадумался.
Македонское войско по-прежнему с трудом преодолевало безводную пустыню. Страшно хотелось пить. Какие-то встречные люди отыскали в своем караване немного воды. Ее хватило только наполнить один воинский шлем. Шлем с водою поднесли царю.
Александр взял поднесенное в руки и оглянулся на своих воинов.
— Нет! — тут же раздался царский голос. — Если я буду пить — их покинут последние силы!
И царь выплеснул воду на раскаленный песок.
Много лет спустя после смерти Александра Македонского философ Онесикрит, неизменный участник его походов, читал свои воспоминания царю Лисимаху. Когда автор добрался до места, где говорится о встрече Александра с амазонками, загадочными мифическими девушками, Лисимах, тоже участник тех походов, удивленно вскинул вверх брови:
— А где же я был в тот день?
Коринфянин Демарат, будучи уже в преклонных годах, нарочито отправился вслед за Александром Македонским в глубины Азии. Увидев македонского владыку на троне персидских царей в Сузах, старик расплакался:
— О, боги! Какой радости лишились те эллины, которые умерли, не увидев всего этого!
Когда Александр Македонский взял в плен индийского царя Пора, он тотчас спросил столь необычного пленника:
— Как с тобою обращаться?
— По-царски! — последовал ответ.
— Хорошо, — согласился Александр. — А не нужно ли тебе еще чего-нибудь?
— Я уже сказал — «по-царски», — ответил Пор. — Этим сказано все.
Философ Анаксарх частенько не упускал случая подтрунить над желанием Александра Македонского выдать себя за божество.
Однажды Александр сильно захворал, и врач Филипп приготовил для него лечебное снадобье. Когда слуги несли лекарство, Анаксарх засмеялся:
— Все надежды нашего божества — на дне вот этой чашки!
В Илионе (Трое) Александру Македонскому, среди прочих трофеев, показали лиру легендарного троянца Париса, о котором говорится в Гомеровой «Илиаде».
— Нет, я предпочитаю видеть ту лиру, — сказал Александр, — на которой играл Ахилл!
(Александр всегда хранил «Илиаду» у себя под подушкой и в молодости бредил подвигами героя Ахилла, победившего в поединке троянца Гектора.)
Аристотель всегда пытался и часто находил возможность влиять на своего бывшего воспитанника Александра Македонского. В одном письме ему он советовал: «Раздражение и гнев должны направляться не против низших, но против высших. Равных же тебе на земле нет!»
Перилл, близкий друг Александра Македонского, попросил как-то у своего повелителя немного денег на приданое дочери.
Александр распорядился:
— Выдать пятьдесят талантов!
Перилл даже руками замахал:
— Хватит и десяти, царь!
Александр не согласился:
— Тебе-то, быть может, и хватит, чтобы взять, но мне, царю, этого мало, чтобы дать!
Перед битвой под Гавгамелами Александру Македонскому донесли, что его воины сговариваются не сносить захваченную в бою добычу к царскому шатру, но присвоить ее себе.
Царь неожиданно развеселился:
— Чудесное известие! Значит, мои воины как никогда уверены в победе!
Невдалеке от Аорнских скал в Индии Александру Македонскому доложили:
— Царь! Место впереди непроходимое!
И еще добавили:
— А защищает его трусливый военачальник!
— Тогда оно проходимое! — не осталось у Александра никаких сомнений.
Александр Македонский решился было штурмовать город Лампсак. Как только к укреплениям с шумом придвинулось царское войско, навстречу вышел ритор Анаксимен.
Царь, опасаясь, что мудрец способен уговорить его пощадить непокорный город, предупредил наперед:
— Помни! Я никогда не соглашусь на то, о чем ты меня попросишь!
Анаксимен низко склонил поседевшую голову:
— Верю, государь! Ты никогда не переменишь своего твердого слова. Так и быть. Прошу тебя, государь, разрушь до основания этот город Лампсак!
И лишь тогда македонский царь спохватился: таки попал в ловушку!
Но делать уже было нечего.
Город Лампсак остался цел.
Александр Македонский, воюя в Индии, был ранен вражескою стрелою при штурме одной крепости. Кровотечение и боль заставили его спешиться.
— Что ж, — улыбнулся царь посеревшими губами. — Все вокруг считают меня сыном всемогущего Зевса, но вот эта рана вопит, что и я — человек!
Александр Македонский допрашивал захваченного в плен морского пирата.
— Почему ты разбойничаешь? — спросил царь.
Пират отвечал:
— Я делаю это для собственной пользы, великий царь, как и ты все делаешь — для своей. Только в моем распоряжении одна триера, а у тебя их — целый флот. Потому ты считаешься государем, а я — разбойником.
Мать персидского царя Дария как-то по ошибке приняла Гефестиона, друга Александра Македонского, за самого царя. При личной встрече с Александром она попыталась извиниться, но Александр остановил ее:
— Не надо извиняться! Это тоже Александр, но только второй!
К Александру Македонскому однажды привели пленного индийца, о котором все говорили, что он попадает стрелою в весьма маленькое кольцо на чересчур уж большом расстоянии.
Царь пожелал посмотреть на такое удивительное умение, но пленник стрелять отказался.
Разгневанный царь повелел:
— Казнить!
Когда пленника вели на казнь, воины Александра сумели его разговорить.
— Да я давно не стрелял из лука, — признался тот. — Потому полагаю, что уж лучше мне умереть на виселице, нежели опозориться перед царем!
Александр Македонский закрывал одно ухо рукою, слушая различные доносы.
Как-то его спросили:
— Почему так поступаешь, государь?
— Берегу второе ухо для того, чтобы выслушивать обвиняемых! — ответил он.
Александру Македонскому был дан оракул: «Выйдя из города, ты должен будешь принести в жертву богам первого встречного!»
Первым встречным оказался бедный крестьянин, верхом на тощем осле. Когда бедолагу схватили, он успел закричать, завидев в руках у воинов острые ножи:
— За что?
Воины попытались как-то втолковать ему, по какой причине он примет смерть.
Тогда крестьянин вырвался из цепких воинских рук и бросился в ноги царю:
— Ну и неправильно! Ну и неправильно! Морду моего осла ты встретил прежде, чем меня!
Александр согласился с таким выводом.
В жертву богам принесли осла.
Кто-то из граждан города Амбракии очень сильно ругал и позорил эпирского царя Пирра. Общественное мнение склонялось к тому, что виновного следует отправить в изгнание.
Сам же царь постановил:
— Пусть уж лучше он остается здесь и бранит меня перед немногими людьми, чем, странствуя, позорит меня перед всем миром.
Вскоре в чем-то подобном были заподозрены уже многие амбракийские юноши. Когда их схватили и они были спрошены царем, правда ли все это, один из них отвечал:
— Да, царь! Мы бы еще и не такого наговорили, будь у нас достаточно вина!
Пирр приказал их всех отпустить.
Сыновья не раз спрашивали Пирра, кому же он оставит после смерти свое царство.
Пирр объяснил:
— Тому, у кого будет самый острый меч!
Когда Пирр вознамерился идти походом на Италию, то Киней, родом фессалиец, ученик оратора Демосфена, обратился к Пирру с вопросом:
— Что даст нам победа над римлянами?
— Овладеем всей Италией! — отвечал Пирр. — Она очень богата и очень обширна.