Под конец жизни Анаксагор отказался от занятий всякими общественными делами и даже от ведения собственного хозяйства. Он целыми днями без устали наблюдал, что творится вокруг.
Его стали упрекать:
— Как видно, тебе уже нет дела до отечества!
— Отнюдь! — покачал Анаксагор седою головою. — Я теперь только то и делаю, что думаю об отечестве!
И старец указал посохом на небо.
Сократ, как известно, всегда выходил победителем в жарких и многочисленных спорах. Противники старались наверстать упущенное в словесных состязаниях физическим воздействием на своего оппонента.
Однажды, здорово поколоченный, Сократ стерпел побои и на удивленные вопросы знакомых и друзей отвечал:
— Да если бы меня лягнул осел — разве я потащил бы его в суд? То-то же!
Прогуливаясь по афинскому рынку, где продавались всевозможные товары, Сократ любил повторять:
— О, боги! Сколько же здесь вещей, без которых можно жить великолепно!
Некий молодой афинянин спросил Сократа:
— Как ты мне посоветуешь: жениться, не жениться?
Сократ ответил:
— Делай что хочешь, а все равно раскаешься!
Встретив однажды в узком переулке красивого юношу, Сократ загородил ему дорогу посохом:
— Где можно купить рыбы и лепешек?
Юноша ответил.
— А где человеку научиться, как стать прекрасным и добрым? — продолжал расспрашивать Сократ.
Юноша не знал.
Тогда Сократ решительно взял его за руку:
— Ступай за мною — и все узнаешь!
С тех пор этот юноша стал постоянным слушателем Сократа. Он записывал его изречения, а впоследствии обнародовал книгу воспоминаний о своем великом учителе.
Звали юношу Ксенофонтом. Он был причислен к сонму лучших эллинских писателей.
Однажды поэт Еврипид вручил Сократу какое-то сочинение философа Гераклита, прозванного за свой тяжеловесный и усложненный стиль «Темным». Через определенное время, спрошенный о прочитанном, Сократ отвечал:
— То, что я понял, Еврипид, — просто великолепно! Чего не понял — тоже, наверно. Однако для такой книги нужно быть делосским ныряльщиком!
(Ныряльщики с острова Делоса в древности славились необычными своими достижениями.)
Ученик Сократа, знаменитый впоследствии Алкивиад, юноша из богатейшего афинского рода, предложил в подарок своему учителю обширный участок земли для постройки дома.
— Что ты! Что ты! — замахал руками Сократ. — Если бы мне понадобились сандалии, а ты предложил целую воловью шкуру… Для чего все это?
Сократ пригласил на званый обед чересчур уж зажиточных гостей.
— Мне будет стыдно смотреть людям в глаза, — смутилась его обычно самоуверенная супруга по имени Ксантиппа. — У нас такой скромный стол…
— Ничего! — попытался успокоить ее Сократ. — Если это люди порядочные — они останутся довольны. Если же ничтожные — нам до них нет никакого дела.
Ксантиппа, кстати, отличалась невероятной сварливостью. Но Сократа это нисколько не беспокоило.
— Она для меня, — повторял он часто, — что норовистый конь для упрямого наездника. Укротив такое животное, наездник легко справляется с прочими его собратьями. Справляясь с Ксантиппой, я тоже учусь общаться с другими людьми.
Критобул, ученик Сократа, будучи свидетелем «шумного» поведения Ксантиппы, спросил Сократа:
— Ну, как ты ее терпишь?
Сократ почему-то поинтересовался:
— Скажи, а как ты терпишь в своем хозяйстве шумных гусей?
— Да какое мне дело до гусей? — искренне удивился Критобул.
— Так вот, — улыбнулся Сократ, — я обращаю на нее не более внимания, чем ты — на шум своих гусей!
Сократ однажды уговаривал Алкивиада не бояться выступать с речами перед афинским народом.
— Разве ты не презираешь вон того сутулого башмачника? — спросил он, указывая рукою на конкретного ремесленника.
— Презираю! — сознался молодой человек.
— Ну, а того разносчика воды?
— Тоже!
— Ну, а того вон человека, который шьет палатки?
— Безусловно.
— Так вот, — сделал заключение Сократ, — весь афинский народ состоит из подобных граждан. Как презираешь каждого в отдельности, так презирай их всех вместе.
Алкивиад чересчур гордился своими богатствами. Особенно же — значительными земельными наделами.
Заметив это, Сократ повел ученика в то помещение на городской площади, так называемой агоре, где хранилось изображение всего земного круга.
— Ну-ка, — толкнул он юношу вперед к изображению, — отыщи-ка здесь свои земли!
— Их здесь нет! — тотчас сообразил Алкивиад.
Сократ покачал лысою головою:
— Значит, получается, ты гордишься тем, что не составляет и малейшей части всей земли?
Алкивиад не знал, что отвечать.
Сократ любил повторять:
— Моя мать Файнарета была повивальной бабкой. Она всю свою жизнь помогала афинским женщинам при появлении на свет новых ребятишек. Я же ставлю своим собеседникам множество вопросов, тем самым помогая им рождать собственные мысли! Следовательно, я тоже неустанно занимаюсь повивальным делом!
Сократ возвращался ночью с пира.
Афинские юноши в масках Эриний, богинь мщения, с зажженными факелами в руках, устроили засаду, чтобы поиздеваться над запоздавшими пьяными прохожими.
Сократ, долженствующий стать их непременною жертвою, начал задавать юношам разные каверзные вопросы, как привык делать это днем на афинских улицах. Заслышав вопросы, юноши были вынуждены тотчас же ретироваться.
Честолюбивый Алкивиад прислал Сократу богатые дары.
— Возьми! — загорелись у Ксантиппы округлившиеся глаза. — Целое состояние!
Сократ решительно отвел ее подрагивающие руки:
— Ну уж нет, женушка! На сей раз мы не уступим в честолюбии самому Алкивиаду!
Молодой ученик Сократа, Антисфен, выставлял напоказ дыры в своем довольно ветхом плаще.
Заметив это, Сократ начал его порицать:
— Перестань красоваться!
Однажды Сократ беседовал с юной гетерой, прекрасной, как мечта восторженного юноши.
— Вот ты, сын Софрониска, — сказала красавица медовым голосом, — ты никогда не сможешь отбить у меня моих друзей, а я у тебя твоих — запросто!
— Действительно, — подтвердил Сократ. — Ведь ты постоянно ведешь их под гору, а я заставляю их взбираться к вершинам добродетели!
Ксантиппа, по своему обыкновению, устроила однажды Сократу страшный скандал в доме, а когда он, не выдержав ее криков, выбежал на улицу, — то она в окно вылила мужу на голову ведро холодной воды.
Прохожие потешались, наблюдая перепалку, а Сократ спокойно сказал:
— Я это знал! После такого ужасного грома обязательно хлынет дождь!
Философ Эсхин, ученик Сократа, человек весьма тучный, страдал от вечной и беспросветной бедности.
Сократ ему советовал:
— Бери ты в долг у самого себя: поменьше ешь!
Когда Сократу грозила смертная казнь за то, что он якобы развращал своим учением афинское юношество, то знаменитый афинский оратор Лисий сочинил для него защитительную речь.
Сократ ее прочел и сказал:
— Речь — отличная. Да мне она не к лицу.
— Почему? — удивился Лисий.
— Она скорее судебная, но не философская, — ответил Сократ, возвращая свиток с Лисиевым сочинением.
Когда афинские судьи, предоставив наконец Сократу последнее слово, спросили его, какое наказание назначил бы он сам себе, Сократ ответил:
— Я бы назначил себе награду в виде ежедневных бесплатных обедов в пританее[3]!