Судьям оставалось только позеленеть от злости.
Осужденный на смертную казнь Сократ дожидался в тюрьме своего последнего часа.
— Ты умираешь безвинно! — причитала над мужем убитая горем Ксантиппа.
Сократа и в темнице не покидало спокойное расположение духа:
— А ты бы хотела, чтобы — заслуженно? — отвечал он с легким укором.
К философу Аристиппу, одному из бывших учеников Сократа, некий афинянин привел в обучение своего взрослого сына. Аристипп заломил огромную сумму — пятьсот драхм[4]!
— Да за такие деньги я куплю себе раба! — возмутился афинянин.
— Купишь! — согласился Аристипп. — И будет у тебя целых два раба.
Какой-то человек начал бранить Аристиппа.
Аристипп поспешил от него прочь.
Тот бросился вслед:
— Почему уходишь?
Аристипп, не останавливаясь:
— Твое право — ругаться, мое право — не слушать тебя!
Некий афинянин хвастался количеством прочитанных им книг.
Аристипп ему сказал:
— Послушай. Оттого, что человек много ест, он не становится здоровее того, который довольствуется в еде лишь необходимым. Так и с ученостью. Не тот человек более мудр, который больше всех читает, но тот, который читает с пользою для ума!
Плывя на корабле, Аристипп испугался одного вида огромных несущихся волн.
— Ты боишься утонуть? — удивились его спутники.
— Конечно, очень даже боюсь, — не скрывал могучего страха Аристипп. — Ведь вы рискуете своими несчастными жизнями, а я — счастливой!
(Аристипп учил, что результатом всякой деятельности человека должно быть удовольствие, счастье.)
Некий эллин гордился умением плавать. Это очень позабавило случившегося рядом Аристиппа:
— И не стыдно тебе хвастаться тем, что умеет делать любой дельфин?
Аристиппа осуждали за то, что он взял в дом бывшую гетеру.
— Да разве не все ли равно, эллины, занять такой дом, в котором жили дотоле многие люди, или такой, в котором еще никто не жил? — спросил Аристипп.
— Пожалуй, все равно, — не отрицали самые строгие обвинители.
— А не все ли равно, — продолжал он, — плыть на таком корабле, на котором уже плавали тысячи людей, или на таком, на котором еще никто не плавал?
— И это тоже все равно, — был ответ.
— Вот так же все равно, — подвел итоги довольный Аристипп, — живешь ли ты с женщиной, которую уже познали многие, или же с таковою, которая всегда вела очень скромную жизнь.
Аристипп, длительное время обретаясь при дворе сиракузского тирана Дионисия Старшего, естественно, частенько сиживал там за царским столом, чем вызывал критику своего образа жизни.
Не преминул воспользоваться этим и киник Диоген, по прозванию Собака.
— Эх, Аристипп, Аристипп! — сказал Диоген при встрече. — Если бы ты мог довольствоваться такою едою, какою довольствуюсь я, — тебе не пришлось бы лизать царские миски!
Аристипп в долгу не остался:
— Эх, Диоген, Диоген! Да если бы ты умел разговаривать с царями, тебе не пришлось бы довольствоваться той дрянью, которую ты ешь, копаясь в кучах мусора!
Дионисий Старший как-то потребовал, чтобы Аристипп сказал что-нибудь «философское».
— Смешно! — хмыкнул Аристипп. — Ты у меня учишься, как надо говорить, и ты же меня учишь, когда надо говорить!
Дионисий вспыхнул:
— Ах так! Тогда займи за столом вон то самое отдаленное место!
Аристипп нисколько не огорчился:
— Ты даже не подозреваешь, Дионисий, какую честь оказываешь этому отдаленному месту!
Однажды Аристипп попросил у Дионисия денег.
Тиран удивленно вскинул брови:
— Так ведь ты всегда говоришь, что мудрец не ведает никакой нужды!
Аристипп его остановил:
— Ты дай денег, а потом мы обсудим этот вопрос!
Когда Дионисий дал философу денег, тот ухмыльнулся:
— Ну вот, видишь — я в самом деле не знаю никакой нужды!
Аристипп безуспешно заступался перед Дионисием за своего друга. В конце концов он бросился к ногам властителя…
Когда впоследствии над Аристиппом по этому поводу потешались, он оправдывался:
— Моей вины в том нет! У Дионисия уши растут на ногах!
Однажды к Аристиппу наведался софист[5] Поликсен. Увидев в доме много веселящихся женщин и роскошно накрытый стол, софист начал бранить Аристиппа.
— Разве это к лицу философу? Разве на это должен он тратить свою жизнь?
Обождав немного, Аристипп ласково спросил:
— Поликсен, а не смог бы ты побыть с нами за столом? Ты ведь устал, я знаю.
Почесав грязный затылок, софист согласился.
Когда они обменялись первыми тостами, Аристипп заметил:
— И чего ты ругался, Поликсен? Очевидно, ты не роскошь не любишь, но просто не любишь тратить денег!
Аристипп говаривал:
— Кто овладел обычными знаниями, как вот астрономия, геометрия, математика, не занимаясь при том философией, тот уподобился женихам Пенелопы, которые соблазнили ее служанок-рабынь, но не вступили в брак с самой госпожою!
Сиракузский тиран Дионисий Старший имел намерение щедро одарить афинского философа Платона, однако мудрец ничего от него не брал. Узнал о том, Аристипп заметил:
— Да, от щедрости Дионисий не разорится. Нам, которые просят много, он дает мало, а Платону, который ничего не берет, — тиран дает много!
Настоящее имя будущего знаменитого философа Платона было Аристокл, Платоном[6] же прозвали его за то, что он удивлял людей своим широким лбом.
Однажды Сократу приснился сон, будто бы он держит у себя на коленях чудного лебеденка, который покрывается перьями и вдруг взмывает ввысь с пронзительным криком.
— Удивительный сон! — сказал, проснувшись, Сократ.
А наутро он встретил Платона и сразу обо всем догадался:
— Вот это и есть приснившийся мне лебедь!
В молодости Платон занимался поэзией. Готовясь выступить со своей трагедией на состязании поэтов, он случайно услышал беседу Сократа. Платон тут же бросил свои стихи в костер, произнеся при этом несколько измененную фразу из Гомера:
— Бог огня, поспеши: ты надобен нынче Платону![7]
Платон однажды проживал в Олимпии под общим кровом с незнакомыми ему людьми. Мудрец не открылся им, кто он на самом деле, зато поразил чужеземцев своей скромностью и человечностью.
Когда же эти люди оказались в Афинах, они попросили Платона показать им своего знаменитого тезку — философа Платона. Мудрецу оставалось только опустить голову:
— Это я…
Платон считал гнев недостатком для философа.
Как-то, разгневавшись на раба и боясь поступить с ним несправедливо, философ попросил своего ученика Ксенократа, чтобы тот наказал виновного.
Платон однажды просто-таки купался в философских рассуждениях. Собравшиеся слушали его — как олимпийского бога.
Но тут в помещение ворвался шумный киник Диоген, по прозванию Собака. Его вызывающее поведение, его удары палицею о стены, — все это возмутило даже вечно спокойного Платона.
— Слушай, Собака, как следует! — сказал удрученный Платон.
Диоген, который сам себя охотно называл Собакой, вдруг ощерился:
— А я тебе не собака, Платон! Я не возвращаюсь обратно в тот дом, откуда меня продали в рабство!