Так что гнилостный рыбный дух был не так уж и страшен. Но куском ткани я рот и нос всё же закрыл: глотка буквально сохла от этого запаха, а ноздри начало пощипывать, как я подошёл ближе.
– Эй, старик, это Бахра?
– Ты кем будешь, путник?.. – подозрительно прищурился он. Одну руку бородатый скрученный мужичок держал меж складок своего тряпья. Уверен, там нож. Или что-то похожее. Глаза усталые, складки лица острые, морщинистые, небольшие круги. Сам озлоблен: летающие вокруг ментальные щупы явственно передают мне отголоски его эмоций. Его так моя довольная сытая рожа бесит? Странно. Я, конечно, по-царски, по сравнению с ним, одет, но деревня-то рыбацкая. Море всегда одаривало едой всех, кто жил по его берегам. А этот заморенный. Возраст? Мало родственников? Нет тех, кто может позаботиться, а сам в море уже ходить не в состоянии?..
– Да так – проходимец. Из Бхопалара я. До Храма дошли вести, что не всё ладно в здешних краях, послали меня разобраться.
– Нечего здесь упоминать Храм! – разозлился он. В следующую секунду его руки оказались заломлены назад телекинезом, а у горла застыл кончик моего кинжала.
– Это почему же нечего? – с интересом спросил я, поигрывая лезвием около шеи. – Не нравится Храм Тысячи? Может, кто-то из покровителей? А то и сам Шива?..
– Не… Нельзя про Храм говорить. Худо будет… – прошипел он испуганно.
– Отчего же худо? – заинтересовался я. Первая реакция была просто – чтобы место его указать. Я сейчас официальный представитель Раджи так или иначе. Нельзя мне допускать в своём присутствии такие слова. Тем более – от какого-то нищего рыбака с края света. Сейчас же стало интересно. Я даже лезвие убрал.
– Нельзя… Не знаю. Кто про Храм говорит, тому худо становится. Болеют, умирают…
– Не врёшь… Ну, раз так, то ладно, – отпускаю его. Упал на землю, дышит… – На, тебе подарок от Храма. Видишь? Теперь не только неудачу приносит, – фыркаю, кидая кинжал. Этот был среднего качества из меди, для меня мало что стоит. А этому – богатство. – Так это Бахра?..
– Бахра, господин, Бахра…
– А где староста живёт?
– Первый туда вон – прямо по дороге. А второй чуть далече: на пригорок подняться надо.
– Первый и второй? – не понял я.
– Так умер староста. А эти двое никак определиться не могут, кто же из них главный. Оба разрешение высочайшее получили, а кто главный – сами разобраться должны. Не знают и определиться не могут.
– Разрешение? Кто тут ещё разрешение выдавать может?
– Да как же? Кудесники, колдуны… – залепетал старик, сбившись с прошлого тона, который после демонстрации силы и так не мог определиться между положением подобострастия и страхом.
– Колдуны, значит… И явно не храмовые, раз говорить нельзя… Ладно, старосту спрошу: пусть сразу все вопросы прояснит. Прояснят. Два старосты, делааа… – забормотал я себе под нос, отправляясь “далече на пригорок”. К первому сначала дойдём.
Идя по подобию дороги, а реально – просто относительно утоптанной грязи, на которой никто не построил очередной хибары, не имевших здесь ни порядка, ни системы в своём расположении, я внезапно шагнул на поверхность пляжа. Синее-синее небо без единого облачка, накатывающие волны, молочно-белый мелкий-мелкий песок, похожий немного на муку. Пожалуй, я знаю место, в котором оказался.