— Ну, а наука? — спросил Жору Осеев. — Какой ее прогноз?
— Наука только делает вид, будто стремится к ясности. На самом деле ей страшно нравится все запутывать и усложнять.
Погожев с Виктором недоуменно переглянулись.
Селенин громко захохотал, довольный произведенным впечатлением.
— Признаюсь, слова не мои, а одной довольно известной личности. Фамилию личности не помню, но за точность слов ручаюсь.
— Пошел ты, Жора, знаешь куда. Мы серьезно спрашиваем, — поморщился Виктор.
— Я серьезно и отвечаю. Словно наука снимет штаны, влезет в Мраморное море и будет гнать к нам сюда через Босфор скумбрию, как стадо баранов.
В дверях показались Сербин и Торбущенко, с креветками в ладонях. Селенин всем телом подался вперед — его внимание привлекли креветки. Он покачал головой и с укоризной посмотрел на Виктора.
— И это товарищи называется — целый час допрашивают меня, как преступника, а о рачках никто не вспомнит.
Леха поставил на столик полную миску креветок.
— Вот это другое дело. Теперь и поговорить можно, — сказал Селенин, придвигая к себе миску.
— Чтоб ты нам все запутал и усложнил. Ты ведь тоже наука. Институт закончил, — сказал Осеев и заговорщицки подмигнул Погожеву.
— Наука науке рознь, — не поднимая глаз от миски, произнес Селенин. — Наш Зотыч тоже наука. Но ты сведи его с теми, дипломированными, словно на разных языках будут разговаривать.
— Как-то приезжал один чудик. Кажется, из самой Москвы, — сказал Торбущенко, — так замучил Зотыча расспросами.
— То был составитель словаря рыбацких слов, — пояснил Осеев. — Он и меня расспрашивал: что такое абаза, урсус, парагди.
— Если бы абаза прихватил его у того же Змеиного и хоть одну ночь потрепал — без словаря бы навеки запомнил этот сумасшедший ветер, — изрек Селенин, быстро уничтожая креветки.
Осеев опять подмигнул Погожеву: мол, сейчас понесет нашего инженера, только держись. И не ошибся. Селенин продолжал:
— Может, им там, в Москве, и нужен такой словарь, а наш брат, потомственные рыбаки, его с молоком матери в себя впитали.
Селенин любил покичиться своей рыбацкой родословностью. Родился и вырос Жора в рыбацком поселке на Азове. Хата Селениных стояла у самого рыбацкого причала. Отец верховодил в бригаде прибрежного лова. Так что труд рыбаков Жоре был знаком с детства. Отец часто брал его с собой «на срезку» ставникового невода. А потом, будучи учеником старших классов, во время каникул Жора ходил в море на равных паях. Последние годы учебы в школе он выглядел настолько «солидно», что иной рыбак рядом с ним казался мальчишкой.
В институте рыбного хозяйства он тоже всегда был на виду. И по своей комплекции, и по знаниям материала. Преподаватели охотно беседовали с ним о специфике рыбацкого труда, иногда обращались к нему за разъяснениями. И это немножко завихрило мозги Селенину. Нет, он не зазнался, не стал пропускать лекции. В этом отношении он был по-прежнему дисциплинированным и своим в доску парнем. Но его вдруг потянуло за границу. Тем более что возможности такие были: почти ежегодно кто-то уезжал из их Института, как специалист рыбного хозяйства, на год-два в развивающиеся страны Африки. Но ехали, в основном, из преподавательского состава, люди с большой практикой и солидным теоретическим багажом.
Жора считал, что практика у него немалая. Плюс — лучший студент института. Селенин заручился поддержкой секретаря партийного комитета и деканата. Все было на мази. Все верили в стопроцентный успех Селенина. И сам он — тоже. Потому что его заявление с характеристиками института и райкома партии в Министерстве рыбного хозяйства были восприняты доброжелательно. В шутку друзья уже называли Жору африканцем.
И вот, когда казалось, что все треволнения позади, кто-то на верхах сказал: «Кандидатура хорошая. Но пусть он вначале пару лет поработает дома. Это ему не помешает». Человек сказал из хороших побуждений. Но для молодого инженера Селенина это было большим ударом. В глубине души он считал, что на верхах его намеренно обошли, чтоб послать кого-то из своих.
При распределении Селенина не направили ни на Дальний Восток, ни на Камчатку, а в распоряжение Крымского рыбакколхозсоюза. Мол, специфика этого района Селенину хорошо знакома, и он сразу же включится в дело. Рыбакколхозсоюз направил молодого инженера Селенина Георгия Ивановича на самый юг полуострова, в рыбколхоз «Дружба». Колхоз этот, конечно, не шел ни в какое сравнение с большими многоотраслевыми хозяйствами Керчи и Тамани. Но в рыбакколхозсоюзе был на хорошем счету, так как всеми правдами и неправдами с планом справлялся.