В тот день их катер еще на рассвете забункеровали горючим и пресной водой, а чуть позднее — снабдили полным комплектом боеприпасов.
Ночью был налет авиации противника. На Северной стороне все еще что-то дымилось. Но если бы не отдаленное погромыхивание взрывов со стороны Балаклавы, можно было бы подумать, что враг еще где-то далеко, а не на подступах к Севастополю.
Впрочем, обо всем этом Андрей имел самые смутные представления. Его сейчас больше всего беспокоило, что будет с ним: выставят с катера или оставят?
Их катер два дня назад вернулся с боевой операции, с несколькими пулевыми пробоинами в борту и раненым матросом. Пробоины залатали быстро, с матросом оказалось дело сложнее — пришлось отправить в госпиталь. Кроме того катер вернулся на базу, имея на борту «недозволенную гражданскую личность», то есть Андрея Погожева, ученика девятого класса, из того самого южнобережного городка, в порту которого находился катер перед выходом на боевое задание.
Это было за несколько часов до оставления городка Красной Армией. По извилистому горному шоссе в сторону Севастополя бесконечной вереницей тянулись войска и повозки с ранеными. В порту была настоящая свалка тюков и чемоданов. В сторону Кавказа отходил последний пароход. Хотя никто не объявлял, что он последний, но люди чувствовали это по приближающимся орудийным раскатам и отходящим войскам и лезли на трап, отталкивая друг друга. Уже перед заходом солнца пароход тяжело отвалил от пирса.
Пароход не успел обогнуть головку мола, как показалась троица ребят. Они неслись во весь дух к виднеющейся на головке мола груде камней от взорванного маяка. Передний долговязый парень лет пятнадцати с копной светлых выгоревших на солнце волос старался стащить с себя рубаху, видимо, намереваясь броситься в море и вплавь догнать пароход. Двое меньших, поотстав от долговязого, также взялись за свои рубахи. Боцман Соловьев, с катера увидев бегущих ребят и разгадав их замысел, быстро вынул изо рта «козью ножку» и гаркнул зычным голосом:
— Это что за дурость? Отста-ави-ить!
Впереди бегущий парень разом встал, словно наткнулся на стенку. Повернули головы в сторону боцмана и меньшие,
— Вы чё, сдурели, чё ли, парни? Хоть и старая посудина, но все одно — техника, куда вам тягаться, потонете, — говорил сердито боцман. Соловьев был родом из Сибири. Хотя около десяти лет прослужил он на Черном море, но когда волновался, по старой привычке начинал «чёкать».
Ребята перевели взгляд с боцмана на катер, а с катера обратно на боцмана и дружно заголосили:
— Дяденька, возьмите нас на катер! Дя-яденька!..
— Не дозволено, ребятки. Нельзя. Война. Мы воевать должны.
— И мы будем! Вот увидите, не испугаемся...
— Не дозволено! — попробовал боцман повысить голос, но он у него как-то непривычно осип и не возымел той строгости, которую хотел придать ему Соловьев. — Вот подрастете, — и тут же осекся, сообразив: «Это при немцах-то». И стал поспешно искать глазами вахтенного, чтобы самому уйти, не видеть этих умоляющих детских глаз.
А старший из ребят подошел к катеру. В его синих девичьих глазах вдруг засветилась надежда. Он некоторое время стоял, переминаясь с ноги на ногу и не спуская оживившихся глаз с боцмана. Потом, улыбнувшись, сказал:
— Здрасьте, Степан Иванович.
Соловьев удивленно вскинул на него затуманенный невеселыми мыслями взгляд.
— Не узнаете? Это я, Андрей Погожев, из девятого «Б». Мы шефы ваши. Помните, на Первое мая к вам в отряд приезжали? Соревнование устраивали. Я еще первое место занял по сборке и разборке пулемета.
Соловьев вспомнил. Он обрадованно всколыхнулся, даже погладил рыжеватые прокуренные усы, как это делал он в доброе довоенное время, в минуты особой удовлетворенности.
— Помню, браток, помню. Здорово ты тогда кое-кому фитиля вставил. Наш отличник боевой и политической подготовки Мантуренко после вашего отъезда аппетит и сон потерял, все тренировался с пулеметом, чтоб твой рекорд побить. Хе-хе-хе. — И вдруг, спохватившись, виновато сник и спросил Погожева: — А ты чё тут делаешь?
— Я тут живу. В этом городе, — ответил Андрей. — На строительстве оборонительных сооружений были. — И он кивнул на своих товарищей. — На перевале.
Только сейчас Соловьев заметил, что лица, руки и ноги ребят перепачканы в земле. Вдруг боцман насторожился, уставив взгляд в сторону гор.
Самолет вынырнул из-за вершины горы, ослепительно блеснул плоскостями в лучах заходящего солнца и покатился вниз над зеленым массивом лесов в сторону моря.
— А ну, брысь отсюда! Бегом! — закричал Соловьев на ребят и даже затопал ногами.
Ребята бросились к противоположной стороне мола, под высокую стенку волнолома и затаились.