Он, наверно, и дальше бы расписывал красоты своего края, если бы не голос Тасева:
— Ладос, другари! Ладос!..
Богомил Тасев стоял с торжественно-настороженным лицом пророка, вскинув указательный палец над головой.
На какое-то мгновение все вокруг замерли, прислушиваясь, точно кто-то сейчас должен явиться сюда таинственный и неземной.
В кустах — птичья возня и щебет. Доносились голоса играющей в волейбол молодежи, отдаленное гудение пролетавших по шоссе автомашин. И над всем этим — игриво разгулявшийся ветерок, одаряющий всех то терпковато-йодистым запахом моря, то пряным ароматом полевых цветов и трав, то бодрящей свежестью родниковых вод.
— Ладос!.. Ладос!..
И снова, как при встрече гостей, были пущены в ход дудки, бубны, гармоники, кастрюли и ложки. Кто-то бросился в пляс.
— Ладос! — вместе с хозяевами кричали гости.
По преданию, бытующему в народе, этот ветер приносит всем добрым людям счастье, уносит печали, сулит богатый улов рыбакам.
Что-то необычно-радостное, восторженное распирало грудь Погожеву. Его глаза блестели, с губ не сходила улыбка.
— Ладос!
О чем-то шумно и весело говорили Янчев и Торбущенко, то и дело прерывая свой разговор смехом. Хохотал Петко, тиская в объятиях Осеева. А может, Осеев Стойчева — разве можно было разобрать.
Потом Янчев снова пригласил всех к столу.
— Как у вас говорится, посошок на дорогу... Кто на посошок, подходи!.. Другари, моля Ви!.. Дядя Богомил!.. — И уже с бокалом в руке, обращаясь к гостям, пожелал: — Полные трюмы рыбы вам, товарищи!
— Того же и вам, — отозвался Осеев.
— Желая Ви всичко най-хубаво![11]
Все вместе шумно спустились к баркасам.
— Советую пробежаться за Маслен-Нос. Хотя бы до Приморско, — сказал Тасев, прощаясь с Погожевым. — Чем черт не шутит. Только особо в глубь моря не берите. Если объявится скумбрия, будет держаться берега...
— На рассвете я тоже выйду, — сказал Янчев. — До встречи в море.
— И у нас на Дне рыбака, — добавил Погожев, на прощание крепко стиснув локоть Янчеву.
Баркасы легко скользили вниз по Ропотамо, мимо уже знакомых рыбакам летних кафе, палаток туристов и рыбацких хижин по берегам.
Настроение у рыбаков было точно такое, каким оно бывает, когда возвращаешься из гостей от старых добрых друзей и точно не знаешь, да и не стараешься узнать, что тебе так всколыхнуло душу — то ли хорошо накрытый стол и радушие хозяев, то ли разговор и общность мыслей. Рыбаки были шумливы, как люди, довольные собой и свершившимся. Вспоминались детали встречи. Восхищались рыбацким опытом Тасева.
— Крепкий мужик, рыбацкой закваски, ни годы, ни партизанское лихо не сломили, — говорил о Богомиле Тасеве кэпбриг Осеев. И, обращаясь к Погожеву, добавал: — А с тебя, Погожев, причитается.
— С чего бы это? — спросил Погожев.
— Ну-у, еще спрашивает. За такую встречу...
— Это точно, Георгич, — подхватил Селенин. — Я и то прямо обалдел от этой вашей встречи. Особенно с Янчевым...
Но тут внимание рыбаков привлекла уткнувшаяся носом в заросли осоки лодка.
— Это же тот самый старик с девочкой, — сказал Погожев, заслонив ладонью глаза от солнца. — Ну, конечно! Она еще махала нам букетом.
— Что-то у них случилось. А ну, подрули‑ка, Фомич, — скомандовал Осеев.
Лодка старика была привязана к коряге, чтоб не снесло течением в море. Подвесной моторчик запрокинут в лодку и гребной винт смотрел в небо. Видимо, старик возился с мотором давно. Это можно было угадать по его устало-отчаявшемуся лицу. Девочка с безразлично-сморенным видом дремала в носу лодки. Букет, которым она махала рыбакам утром, веником сухой травы валялся у ее голых ног.
— В чем дело, отец?
Тот недоуменно пожал своими острыми стариковскими плечами.
— Мотор вот... — произнес он глухим, надтреснутым голосом.
— Взгляни-ка, Фомич, — попросил Осеев.
Вначале никто из них не задумался, откуда этот старый лодочник с Ропотамо знает русский язык: так все были озабочены его мотором. Даже Леха и тот сунулся к мотору, хотя ничего не смыслил в этом деле.
— Ну, что там? — спросил Фомича Осеев.
— В общем-то, ерунда, — ответил стармех, вытирая руки листьями кувшинки, сорванными за бортом лодки. — Но у него с собой никаких инструментов.
— А у тебя?
— Да и у меня не лучше. Если бы на сейнере — за пять минут все сделали.
Осеев поискал взглядом остальные баркасы. Но те уже были на выходе в море.
— Ну что, отец, проскочим до сейнера? — предложил он.
Тот опять пожал плечами. Девчонка смотрела на рыбаков широко раскрытыми глазами. От ее безразлично-сморенного вида не осталось и следа.