— Сейчас узнаем, — сказал Погожев и вынул из кармана блокнот для записей.
Леха зыркнул маленькими глазками в сторону Климова и, убедившись, что тот занят аппаратурой и особо к их разговору не прислушивается, спросил:
— Рыбаки в каюте масалили, что вам за це гроши не платят. И, мол, прибыля тэж. Це вирно?
— За какое это «це»? — спросил Погожев.
— Ну, за то, шо з намы вместе сеть тягаете.
— У меня зарплата, — сказал Погожев.
— Тэж за клуб. А шо ж вы тоды за цю рыбу так болеете? Я ж бачу.
— Это же наше, колхозное дело. И какая же нам будет цена, если мы за собственное дело не будем болеть. Ты ведь тоже болеешь: придумал радиопередачу о передовиках. Хорошо придумал, — похвалил Погожев.
Леха беспокойно поерзал по комингсу, хотел что-то сказать еще, но смолчал и задумался.
В дверях появился Кацев, и в радиорубке сразу же стало темно.
— Да не заслоняй ты своими телесами, — сказал Климов.
Сзади Кацева тоже теребили, просили подвинуться, дать и другим место. Около радиорубки собралась чуть ли не вся бригада.
— Что скажет штаб путины о бригаде Торбущенко? — пощипывая усы, гадал Кацев. — А может, и ничэго.
— Как ничего? Не имеет права, — возразил Витюня. — Если о таких заметах будут замалчивать...
— Да погоди, есть ли этот замет. Может, все это хохма, — перебил кто-то из рыбаков Витюню.
Все настороженно замолкли.
Климов повернул рукоятку, включил эфир. Толпящиеся у дверей рубки рыбаки замерли. Даже забыли о своих сигаретах. И вдруг со спардека донесся возбужденно-радостный голос кэпбрига:
— Рыба, мать вашу туда, сюда и обратно! Товсь!..
В мгновенье ока около радиорубки не было ни души. Теперь уже не до рыбы Торбущенко, надо было не упустить свою. У рации остались только Володя с Погожевым. Внимание их раздваивалось: надо было следить за аппаратурой и не терпелось узнать, что же делается на палубе. Разговаривали с Гусаровым и Сербиным, а сами невольно прислушивались, что происходит у них на сейнере: отдали кляч... сделали замет... стягивают троса нижней подборы невода...
Ага, вот и Торбущенко. В микрофон они кричали попеременно, то сам кэпбриг, то инженер Селенин. Настроение у них подскочило до неузнаваемости. Так и есть, рыбу сдавали из «подсушенного» невода. Из моря прямо на рефрижератор.
— Все первым сортом! — сообщал Селенин.
— Полчаса, как отошли от приемки... Находимся в поиске! — какой-то возвышенной скороговоркой бубнил в микрофон Торбущенко.
— Поняли вас! Поздравляем с заметом!..
И вдруг вклинился голос со стороны:
— Присоединяемся к поздравлению! Поздравляем! Так держать дальше!..
Погожев не сразу узнал голос Малыгина. Нет, не самого Платона Васильевича — того бы он узнал сразу — а его сына Николая. Идея, конечно, самого Платона Васильевича. Ну что ж, придумано Малыгиным неплохо: с одной стороны, официально поздравил бригаду Торбущенко с трудовой победой, а с другой, поручив поздравление помощнику, как бы остался в стороне. Хитер старик! Но Погожева эта хитрость Малыгина больше веселила, чем беспокоила.
Сводка штаба путины на этот раз показалась Погожеву как никогда длинной. Хотя он старался не упустить главного: сообщение авиаразведки о квадратах замета на скумбрию. Не пропустил и того момента, когда упомянули о бригаде Торбущенко. Ведь это первая из всех пяти бригад, попавшая в сводку штаба путины. «Ай да Костя! Не сглазить бы!..»
— Ладно, подсчитаю потом, — сказал Погожев, поспешно пряча в карман блокнот, и, не дожидаясь Климова, выскочил из рубки на палубу.
— Ну, что там, секретарь? — крикнул с бака Витюня, и вся бригада, как по команде, не прекращая работы, обернулась в сторону Погожева.
— Полный порядок! Можете позавидовать Торбущенко! — ответил тот радостным тоном, включаясь в работу.
— Если будешь так радоваться, пересадим на сейнер к Торбущенко, — шутя пригрозил Погожеву Витюня. — Правда ведь, кэп, пересадим?
— Точно, Витюня. Зачем нам чужие болельщики, — отозвался Осеев, не спуская глаз с невода.
Когда дель была «подсушена» и начали киталить, Погожев вошел к каюту, включил свет и, вынув из кармана листок с записями, принялся за свою бухгалтерию.
— Вот это здорово, Торбущенко-то на первом месте! — не выдержав, вскрикнул Погожев и рассмеялся. — Ну, брат, теперь держись, «король»!..
Глава семнадцатая
На этот раз сдавали рыбу на берегу.
Несмотря на раннее утро, у причалов была такая толкотня, что рябило в глазах. По бетонке сновали автокары, словно на вытянутых руках, на металлических лапах-подъемниках пронося ящики с рыбой; рычали грузовики, подруливая под стрелы кранов, скользили ленты транспортеров. А вокруг — бочки, ящики, корзины и опять бочки. И люди — мужчины и женщины: в куртках, робах, тельняшках, с клеенчатыми передниками от подбородка до колен и без передников.