Выбрать главу

— Что стряслось, выкладывай, — спросил он сухо, заведя Филю в каюту.

Филя осторожно присел на кончик дивана, вытер ладонью вдруг выступивший на лице пот и, уперев выпуклые рачьи глаза в пол, невнятно промямлил:

— Та... «Партизан» он и есть «партизан»... Что я ему... И какое он имеет право...

В конце концов Погожев выяснил, что Торбущенко выгнал Филю с сейнера. Вчера, когда они после сдачи рыбы зашли в порт, чтоб забункероваться водой и соляркой.

— Так сразу и выгнал, ни за что ни про что?

— И шмотки мои выбросил на причал. — И он кивнул на свой чемоданчик.

— Что-то ничего не пойму, — сказал Погожев. — Вы же с ним кореша — кисляком не разольешь.

— Та-а, «кисляком»... Для него же я ее принес. А он вызверился на меня. И ее со всего маху хватанул о планширь.

— Кого это «ее»?

— Ну, ее... бутылку. То же чистейший коньяк был. Пять звездочек. А он — о планширь...

— А он что, просил тебя принести эту бутылку?

— Та нет. Выпивали же раньше-то. А тут вызверился... И шмотки мои вышвырнул. Чтоб, мол, больше я на катер ни ногой. А я что, получается, без заработка останусь? Прикажи ему, товарищ Погожев. Это не по закону оставлять человека без заработка.

«Вот как ты запел, — думал Погожев, хмуря белесые выгоревшие брови. — Законами начал прикрываться».

— А если неделями не просыхать от выпивок и вместо того, чтобы быть в море, — водить обезьяну по Одессе, это по закону? Думаешь, не знаю, кто подбил Торбущенко и Сербина на заход в Одессу? — говорил Погожев не то чтобы со злостью, а больше с какой-то брезгливой неприязнью к этому человеку.

— Так я что... У «Партизана» своя голова на плечах...

— Этой голове еще будет головомойка. Там, где положено...

В каюту вошел Осеев и, хмыкнув, спросил:

— О чем это вы тут так мило беседуете?

Погожев рассказал о случившемся.

— Наконец-то за ум взялся наш Торбущенко, — сказал кэпбриг и, смерив Филю презрительным взглядом, добавил: — Удивляюсь, как он тебя терпел до сих пор? Тоже мне, откопал кореша... Кореша — только в сетке ни шиша...

Филя упавшим голосом что-то невнятно пробормотал в свое оправдание.

— Молчи уж лучше! — оборвал его Осеев. — Ишь, распустил сопли. Законник нашелся. Мало с тобой возились? Видимо, даже постоянному своему защитнику Торбущенко насолил по клотик, если на этот раз он сам тебя выставил.

Осеев и в обычное-то время не мог переносить Филю за его расхлябанность, пьянку и грязь, а в разгар путины — тем более.

— Зря здесь плачешься. Ни я, ни Погожев помогать тебе не собираемся. Просись у тех, перед кем больше всего виноват. У своей бригады... А теперь тикай отсюда, сейчас сниматься будем.

Филя, сникший и растерянный, споткнувшись о комингс, выбрался из каюты. Когда он шел по сходням, спина его горбилась под колючими насмешками рыбаков.

Потом с ходового мостика Погожев еще долго видел одиноко маячившую на причале фигуру Фили. Он смотрел вслед удаляющемуся в море сейнеру.

2

От берегов Одессы «армада» рыболовецких судов вслед за скумбрией двинулась в сторону Днепровского лимана, растянулась на много миль вдоль Тендровской косы и вклинилась в воды Каркинитского залива. Вслед за армадой шли рефрижераторы и танкеры-заправщики, передвигался штаб путины.

Погожев, с головой уйдя в рыбацкие дела своего колхоза, не замечал окружающих. И только как-то раз на рассвете, после хорошего замета южнее Одесской банки и сдачи рыбы на рефрижератор, он окинул со спардека взглядом морской простор и удивленно воскликнул:

— Ух ты, сколько тут нашего брата!

— А как же ты думал, — отозвался Осеев, не отнимая от глаз бинокля. — Спешить надо, браток, успевать. Чем ближе к Керченскому проливу, тем изреженнее и мельче будут косяки скумбрии. А потом и вообще рассыплются, пасясь на жирной хамсе.

Сейнер миновал головной маяк Тендры и двинулся дальше в нордовом направлении, вдоль южного берега косы.

А на следующий день, подхваченные течением «армады», все сейнера рыбколхоза «Дружба» оказались в водах просторного Каркинитского залива. Когда сближались, кричали один другому: «Не дать ли вам рыбалинчику? А тоу вас что-то плоховато с ловом!» Особенно усердно предлагал всем «рыбалинчик» Костя Торбущенко. После рекордного улова его бригада сделала еще три хороших замета подряд и шла в числе передовых по колхозу.

С сейнером Платона Малыгина осеевцы встретились в трех милях к востоку от основания Тендровской косы, в Железном Порту. Железный Порт — только одно громкое название. А на самом деле — деревушка, с крохотной пристанью. Малыгин и Осеев забежали сюда, чтобы пополнить запасы хлеба и овощей.