С последней их встречи на борту рефрижератора Платон Васильевич заметно изменился. Лицо почернело и осунулось, по-стариковски обрюзгло. Глаза, красные, кровяные, прятались за тяжелыми веками. Сразу было видно, что Платон Васильевич редко покидал ходовой мостик. Не на шутку приперло старика соревнование с Торбущенко. Кто думал, что так обернется. И, конечно уж, всех меньше ожидал такого оборота дел Платон Васильевич. Он знал, что его пренебрежительное отношение к бригаде Торбущенко рыбаками колхоза не забыто. И готов был скорее получить инфаркт, чем идти в хвосте у Торбущенко.
«Не слишком ли он усердствует в его-то годы? Мог бы почаще доверять штурвал и мостик сыну Николаю», — глядя на Малыгина, подумал Погожев.
Когда он сказал об этом Малыгину-младшему, тот только махнул рукой: мол, где там.
— Бате все кажется, что без него упустят рыбу... Придем домой, мать мне выговор закатит. Скажет, заездили отца на путине... Его заездишь. Он всех нас заездил... А тут еще такую пилюлю Торбущенко подсунул. Очутившись в хвосте у Торбущенко, не только батя, вся бригада чуть мачты не грызла от обиды.
— Чем это вас обидела бригада Торбущенко? — спросил Погожев с деланной озабоченностью в голосе. И тут же добавил: — Неужели тем, что стала набирать когда-то утерянные ею темпы?
Николай улыбнулся чуть иронически и сказал:
— Что-то вроде этого... Все равно обидно быть в хвосте, тем более у бывшей отстающей бригады. Поэтому и выкладываемся на полную катушку.
— Выходит, не вы Торбущенко, а он вам помог взять столько рыбы и вырваться в передовые, — сказал Погожев и испытующе посмотрел на Малыгина.
Николая всего передернуло от этих слов Погожева.
— С чего бы это? — почти выкрикнул он.
«Да-а, все же ему кое-что перепало от крутого отцовского характера, — усмехнулся про себя Погожев. — Ишь как задело за живое»...
— А ты подумай, — сказал он Николаю. — Если бы не это соревнование с Торбущенко, взяли бы вы столько рыбы? Только честно?
Николай поскреб в затылке, невесело хмыкнул и сдался:
— Если честно, то в твоих словах, секретарь, доля правды есть...
С Платоном Васильевичем они говорили о погоде, о рыбе, о скором возвращении домой. Но о соревновании с Торбущенко — ни слова. И Погожев не лез к нему с запоминаниями. За эти дни, полные беспокойства и тяжелого рыбацкого труда, в Погожеве перегорела вся злость на Малыгина. Да и никакие слова не сделали бы того, что сделала сама жизнь. Старик только делал вид, что будто бы не было между ним и Погожевым ни перепалки на рефрижераторе, ни той обидной для Торбущенко концовки в ответной радиограмме по соревнованию. Но Погожев чувствовал, что Платон Васильевич этого не забыл. И едва ли когда-нибудь забудет.
Под конец Малыгин сказал Погожеву с каким-то легким сомнением и недомолвками:
— Когда есть рыба, времени как будто и не существует. Так оно всегда было и будет в нашем деле... Да‑а, годы все же сказываются. Как ни взбрыкивайся, а сказываются. Особенно когда спадет путинная запарка и ты пообмякнешь телом... Может, пора мне и пошабашить...
Погожев напомнил Малыгину о первом месте его бригады. Но тот в ответ только неопределенно махнул рукой и стал грузновато подниматься по отвесному металлическому трапу на ходовой мостик.
И сейнера разошлись в разные стороны: Платон Васильевич взял курс в сторону Крыма, а Осеев решил «побегать» вдоль низменного, с множеством песчаных кос, восточного берега Каркинитского залива.
Осеев, конечно, не лез на самое мелководье залива, где в это время года частые миражи затрудняли распознавание берега. Хотя и там, где они «бегали», было немногим глубже и безопаснее для плавания. Сейнеров здесь было не густо, не каждый кэпбриг решался на риск. Но Осеев решился. И вскоре они уже стояли в замете.
Работать на мелкой воде было трудно: невод цеплялся за дно, выдирал водоросли и часто путался даже в безветренную погоду. Безветренной она и была, когда они сыпали невод. Хотя еще с утра появившиеся на востоке перистые облака стали закручиваться в виде запятых, говоря о начавшемся в верхних слоях атмосферы ветре.
Если бы не зацеп невода, бригада успела бы вовремя справиться с работой и уйти в безопасное место. Но кто мог предугадать такое? Сеть выбирали медленно, с частыми остановками. Хотелось выбрать ее с меньшими порывами.
Кэпбриг держался спокойно. Даже и в помине не было той его горячности, что нередко захватывала Осеева при заметах невода. Движения его были резкие и быстрые, а взгляд сосредоточеннее и строже.
Ветер сорвался сразу. Резкий и порывистый, он сносил сейнер на высыпанный невод. Это усложняло обстановку и рыбакам прибавило работы. За корму опустили преградительный брезент, чтобы сеть не зацепилась за гребной винт сейнера. Витюня прыгнул в пляшущий на волне баркас, завел мотор и, забуксировав сейнер на длинном канате, старался стянуть его с невода. Но не тут то было. Ветер и разгулявшаяся волна были сильнее моторчика. Казалось бы, что проще, как сойти сейнеру с невода собственным ходом. Но об этом никто из рыбаков даже не заикнулся — дель моментально намотает на винт. А это уже будет настоящая трагедия.