– Таких выражений я из уст Марио никогда не слышала, – расхохоталась Эммануэль.
Анна Мария серьезно посмотрел на нее.
– Этот мальчик очень боится называть вещи своими именами, вы не замечали? Он ужасно целомудренный! Аристократ, понимаете ли.
Обе дуэтом смеются.
– У вас, наверное, тоже достаточно заслуг? – заметила Эммануэль.
– В Академии художеств было много студентов из высшего общества, которое мне и не снилось!
– Да? А где вы учились? В Риме?
– Нет, в Париже.
– А Марио пытался убедить меня в том, что вы недотрога.
– Недотрога? Да, я была такой, но это быстро прошло.
– Я подозревала вас во всех смертных грехах: в девственности, высоконравственности, религиозности!
– Ха-ха-ха! – развеселилась Анна Мария. – Вы недалеки от истины, я и правда девственна, вполне целомудренна и довольно щепетильна в вопросах морали и всего, что касается Церкви и моего осознания себя в качества Божьего творения.
Анна Мария увидела на лице Эммануэль то самое отвращение, которого и добивалась.
– Я сказала вам, что ваше распутство меня не ужасает, но не говорила, что я на вашей стороне, – объяснила гостья. – Думаю, что жить так, как живете вы, очень грустно. Ваш образ жизни мне столь же чужд, сколько и природа. Природа меня не шокирует, но я ее не люблю.
– Что же вы за женщина? – не очень-то любезно произнесла Эммануэль. – Жаль, что вы такая красивая.
Анна Мария мило улыбнулась.
– Спасибо. Вы тоже хороши.
Эммануэль вздохнула. Она оказалась в непривычной для себя ситуации, когда взаимное восхищение не увенчалось объятиями, поцелуями и слиянием тел. Анна Мария смотрела на Эммануэль с сочувствием.
– Вы не считаете, что красивой девушке приличествует верить в Бога? – спросила она.
– Напротив, вера кажется мне непристойной! Противоестественной.
– Об этом я и толкую! – зааплодировала Анна Мария. – Вера невероятно противоестественна. Она противопоставляет человека природе. Оно и хорошо. Хоть порой и мучительно. Мне ведь тоже иногда хочется отдаться своей природе. Я не чистый разум во плоти.
– Вы хотите сказать, что испытываете сексуальное влечение?
– А что, похоже, что я фригидна?
Эммануэль не поддалась на провокацию.
– Не знаю.
Затем, помолчав, спросила:
– Но как же вы живете?
– Воздерживаюсь.
Эммануэль скорчила гримасу.
– Вы даже сами себя не ласкаете?
Анна Мария не смутилась:
– Иногда! Но это меня угнетает.
– Почему? – возмутилась Эммануэль.
– Потому что это плохо. Всякий раз, когда я срываюсь, потом сожалею. Угрызения совести так ужасны, что полученное удовольствие теряет всякий смысл. Этим и отвратительна природа: она вас соблазняет, заманивает в ловушку, пускает пыль в глаза. Восторг, иллюзия, вздох, можно ли насладиться тем, что так мимолетно? Можно ли к этому привязаться? Стоит ли ради этого всем жертвовать?
– Чем всем?
– Всем, что отличает человека от животного. Назовите, как хотите: ум, душа, надежда.
– Но все совсем не так! – возмутилась Эммануэль. – Я вовсе не жертвую своим умом. Ни умом, ни душой! И надежд у меня достаточно!
– Какая надежда может сравниться с желанием увидеть Бога? Если вы не верите в вечную жизнь, то вы в отчаянном положении, у вас нет никакой надежды.
– Я просто верю в жизнь. Этого достаточно. Я вовсе не в отчаянии. Напротив, я счастлива! Никакие угрызения совести меня не донимают. Я люблю получать удовольствие, и мою душу это не смущает. Я наслаждаюсь жизнью, потому что мое тело и есть жизнь.
– Почему вы так упорно приравниваете жизнь к жизни тела? Я так же, как вы, стремлюсь к счастью и красоте, но истинное удовольствие не связано с плотью. Ускоренное биение сердца, следование животным инстинктам – не это делает человека счастливым. Люди не растения. Мы выше природы. Мы давно отделились от природы, от земли. Жизнь спасает нас от вселенной, где от смерти не скрыться. Наша судьба состоит в том, чтобы существовать дольше материи. Эволюция человека – это переход от телесности к духовности.
– Понимаю, – сказала Эммануэль. – Вы имеете в виду сознание, разум, поэзию. Но одно другому не мешает. Когда я наслаждаюсь, мой разум наслаждается благодаря телу: дело не только в плоти. А вы хотите, чтобы разум доставлял наслаждение самому себе, зачем? Жизнь бинарна: есть жизнь духа и жизнь тела. И почему эти две жизни надо противопоставлять? Зачем вам «мир иной» и вечная жизнь, когда душе хорошо и в этом мире?
– Небеса – это не иной мир, – сказала Анна Мария.
Эммануэль молча смотрела на гостью, не веря своим ушам.
– Значит, вам бы не хотелось жить вечно? – продолжила гостья.
– О! Конечно, хотелось бы! Но не так, как вы это понимаете. Не в раю. Я не хочу жить на Небесах. Единственный вариант вечной жизни, который меня привлекает, это вечная жизнь на Земле – как сейчас. И вечная молодость. Жизнь прекрасна. Она единственное чудо на Земле. Земля сделала нас живыми, а могла оставить холодными и неподвижными – подобно камням. Я бы ни за что не покинула Землю! По крайней мере по своей воле. Почему вы так стремитесь отказаться от этой жизни?
– Не уверена в том, что Земля так прекрасна, как вы описываете. На Земле лгут, убивают, умирают от холода, от голода, от боли… Страданий и уродства в мире куда больше, чем красоты и радости!
– Я не дура. Я знаю. Именно поэтому мне бы хотелось, чтобы люди использовали все свои силы, надежды, мечты и знания ради спасения Земли. Смириться с горем и ждать утешения где-то в другом месте – глупость. Если бы любовь к Богу и то усердие, с которым многие проповедуют, люди проявили бы, заботясь о Земле, мы уже давно жили бы совсем иначе. И вероятно, земная жизнь была бы каждому по душе.
Эммануэль показалось, что она никогда не говорила с таким жаром. Глаза Анны Марии пожирали ее.
– Эммануэль, – произнесла гостья. – Вы так хорошо знаете, что делать с жизнью. А что вы думаете насчет смерти?
На секунду девушка замолчала, словно громом пораженная. Затем почти прокричала:
– Да ничего! Почему вас это так заботит! Ах, ну конечно: христиане только и мечтают о смерти.
– Отнюдь! Они просто стремятся придать ей смысл!
Эммануэль пожала плечами. Смерть представлялась ей высшим абсурдом, непостижимой несправедливостью, горем, от которого нет спасения. Смерть не имела смысла. Эммануэль ненавидела Анну Марию за то, что та интересовалась небытием Эммануэль, отсутствием Эммануэль, отрицанием Эммануэль и даже хуже: противоположностью Эммануэль. Со слезами на глазах, едва узнавая собственный дрожащий голос, ощущая ком в горле и сухость во рту, Эммануэль произнесла:
– Побеспокойтесь лучше о моей жизни. Может случиться что-то плохое, и наступит конец, я больше никогда не увижу этого красочного звездного мира, я не буду знать о жизни других людей – из будущего, все для меня померкнет, моя собственная красота растворится в воздухе, и вы уже не сможете заинтересоваться мною, полюбить меня, узнать меня. Я буду мертва, никто больше меня не полюбит, я больше ничего не увижу, не услышу, не почувствую. Умоляю вас, не ждите моей смерти! Я не хочу, чтобы обо мне сказали после смерти: она была рождена для этого мира. Я не хочу стать легендой! Мне так горько, когда я думаю о том, что наступят еще более прекрасные дни, чем сейчас, солнце будет светить еще ярче, но я умру, умру, возможно, не успев состариться, умру, рыдая, потому что буду вынуждена оставить этот мир, который, я уверена, станет совершенным… Я убеждена! Мне так хотелось бы увидеть этот новый чудесный мир, где сбываются мечты. Но вы правы: я смертна. Я не увижу того, чего жду. Буду лишена всего, что люблю, единственного дорогого, что имею, – жизни. Вещи будут существовать без меня. Ничто меня не утешит: даже если Бог и мир иной где-то есть, они мне не нужны, я не хочу их! Мне ничего не надо в обмен на мою жизнь и Землю, хоть я и знаю, что все потеряю. Но, по крайней мере, мне не нужен экстаз в поднебесье! Я не хочу растратить свою жизнь ради какой-то жалкой пенсии и страховки на том свете. Когда приблизится мой конец, я буду кричать от горя, я буду рыдать так, что услышит весь мир! Я буду плакать, страдая по жизни, которую оставляю. Я никогда не буду ни о чем сожалеть. Никаких угрызений вы от меня не дождетесь! Я буду любить жизнь все сильнее и уйду на пике своей любви… О, моя Земля, как мне нравится к ней прикасаться… Я всеми фибрами души желаю остаться именно здесь, я больше никуда не стремлюсь. Я хочу быть с людьми. А не с Богом!