Когда я шарила под райскими кустами в поисках игрушек, или гэджетов, он демонстративно отворачивался. И хвост тактично поджимал, чтобы я об него не спотыкалась. Иногда вообще хвостом обматывался, чтобы показать, что не тронет меня. Стоял, весь туго перетянутый, как беспомощная гусеница. Я нигде больше не видела, чтобы с собственным хвостом такое вытворяли.
Перед тем как лететь к профессору, для внедрения в его лажовую семейку, воровать мне ничего не пришлось – задание сильно отличалось. Я должна была не применить сворованный у папы гэджет, а, наоборот, найти то, что профессор своровал у него много лет назад, да так ловко, что никто ничего не понял. Даже я не заметила.
Профессор, как вы догадались, и был тем самым нобелевцем-лауреатом, которого за пьянку и за неспособность расплатиться с Искусителем вышвырнули вон из рая.
Лауреат перед изгнанием вонял сильнее, чем обычно, поэтому Змей-Искуситель всё время отворачивался. Ну, и доотворачивался.
В числе всяких полезных штучек, которых папе, в принципе, не жалко, нобелевец утащил универсальный переводчик мыслей со всех земных и неземных языков. Папе его тоже, в принципе, не жалко, но пока такой аппарат апендаунерам вреден.
"Апендаунеры" (пошло от "up-and-down") – это те, кто туда-сюда мотается – и в раю им противно, и на земле не живётся.
Кто ещё только вверх, в рай летит, то есть, аперы, ведут себя спокойно, почти не матерятся, почти не курят, к вечной жизни готовятся, о душе думают. Зато те, кто уже выписался из рая, они же даунеры, полное чмо. Им уже готовиться как бы некуда, разве что, вниз лететь, непристойно вякая, в самое пекло, в болото, в какашки.
Кстати, носятся по кругу апендаунеры с удовольствием. Ап-энд-даун.
Я апера от даунера отличаю запростяк. Дети-дауны только в даунеровских семьях рождаются, когда оба родителя скрытые дауны.
Аперовская профессура, в отличие от даунеровской, гениев ещё рожает, к ним природа отдыхать пока не просится.
Перед тем как снова родиться, после выписки из рая, нобелевец поспешил на Всемирный Конгресс – пресс-конференцию давать. Забыл, что все видели, как его в гробу похоронили.
Влетает он в зал, отталкивает лектора и орёт: "Люди! На том свете денежки не нужны! Не смейте брать с собой! Хуже будет!!!" Все испугались, а потом подумали-подумали, и до конца дослушали. Покойничек подробно рассказал, как над ним в раю изгалялся Искуситель.
После этого все денежные люди, банкиры, сутенёры, менеджеры манилондринга и прочие крутые, повынимали свои бабки из других проектов и засунули в один – для полёта в Вечность в обход рая. Потом маршировали с лозунгами: "Минуем серпентарий!", "Долой змеепоклонство!", "Не отдадимся в лапы сахарных идолов!" Они были не в курсе, что без предварительного тренинига в Змеюшнике в Вечность их не пустят, тут же арестуют и отправят к папе в рай на марципаны.
5.
Выступив на Конгрессе, покойничек обратно умер, свалился прямо на трибуне, одновременно родившись в Москве в семье даунеровского бутылочника.
Бутылочник, разбогатевший на приёме у бомжей пустых бутылок, дал сыну приличное образование, но хороших манер не привил. Он и сам в них дико нуждался.
Выучившись в университете, защитив две диссертации, бывший нобелевец, ныне сын бутылочника и безработный кандидат наук, вдруг ночью видит сон, будто он великий нобелевский лауреат и закапывает райские гэджеты в подмосковном лесу под баобабом. Бабобабов под Москвой не так уж много, поэтому проблем с кладоотысканием не было.