–
Волны счастья отражают лучи, я с Дашей и я сёрфингист,
Даша губы целует мои, а братва Сатаны вопит.
Чертям не сдюжить наш бит, наша любовь в небе солнцем горит,
И Бог уже не будет гнить, ощущая, как я к Даше приник.
–
Прикинь, прошли все арены, а на последней сидел Достоевский,
Он резал вены свои, не понимая, что можно жить легче.
Я Дашу осторожно раздену, чтоб всех бабочек отправить к свету,
Тьмы резкость исправим страстью, каждый стон обратится в счастье.
Розовое перо
Розовое перо и мой пронзающий взор, стены дома, что мёртв,
Твоё сердце, как мотор, касаюсь твоего живота и завожу его.
Любовь, как секретный приём, на тебе остаётся только бельё,
Смотрю на тебя в упор, пальцы касаются ног, под нами танцпол.
–
Из серых стен коридор, блеск губ оживит мертвецов,
Смотрю на твоё лицо, взбираюсь по нему на холм, где плачет Бог.
На осколки бьётся всякая боль, капли влаги покрывают стекло,
Тебе со мной хорошо, кружим вихрь, что оживляет дом.
–
Мчимся, как снежный ком, нас не остановит коп,
С тебя слетает твоё бельё, ты в руках, как святое копьё.
Зайдём с тобой далеко, чтоб и призрак услышал стон,
Заискрится фонарный столб, на ягодицах отражение звёзд.
–
Твой вздох, и оживёт прошлое, мои руки, что вызывают дождик,
Губы, что высекают грозы, прогулка по лугу, где мы с тобой голые.
Над тобой порхают голуби, твои груди дурманят мне голову,
Красота мне открыта полностью, растворяемся в этом Космосе.
–
Стали мы для Мира помощью, оживили созвездия мёртвые,
С пылкой страстью тебя трогаю, твоё тело исходит волнами.
Мы единое, мы нечто большее, в руках груди твои и волосы,
А ты спину мою трогаешь, рисуя руны стройными бёдрами.
Перемотка замотанных
Дорожная карта, тёртые карты, твоя тень у красного "Кадиллака",
Разноцветная рубашка, жёлтая панамка, мы готовы выдвигаться.
Розовое небо вырвиглазно, против Зла отрастили панцирь,
Кварки плещутся в отражении лака, у дороги прикид торнадный.
–
Вспоминай наши променады, как Нева щурила глазки,
Как дом божий в тенях скрывался, любовь рысью бежала по саду.
Каждый памятник улыбался помято, под ногами шумела мята,
Цвет помады отпугивал падаль, наша миссия – вставать, а не падать.
–
Я любуюсь твоим задом, в моих словах разная заумь,
Наши руки сплелись в "Кадиллаке", время передачи задней.
Мир – суицидальный парень, его не свяжешь ремнями,
Мы с тобой, мы не в яде, а рядом, плоть Бога возвращаем обратно.
–
Прыгать часто в любовном обряде, развести в города ароматы,
Перемещаться в направлении обратном, чтоб ушедшие воскресали.
О нет, их не зря же кромсали! Афтершок не хуже, чем Лазарев,
А я затяжку делаю Дашей, говоря: "Не дрейфь, всё исправим".
–
Машина у нас едет задом, конец мы возьмём за начало,
Исцелим тех, кто сторчался, из пепла сотворим детский лагерь.
Энтропия вновь замолчала, любовь Даши – мой любимый приём,
Шагается нам вальяжно, а если перемотка откажет, юзанём мы гал-дол.
Астрабаклань
Товарищ, это Астрабаклань, тут варево у людей сгорает,
И пришельцы мрут городами, видя, как муравьи воруют пижамы.
Сержанты тут – рассерженные краны, а цирк по небу и бумерангом,
Встаю каждый день спозаранку, чтоб ангелам сделать фотографий.
–
В центре города сингулярность, она на чувствах мёртвых играет,
Её пытаются под арест сбагрить, а эта шельма играчка в карты.
Дал е; кличку "Атом", по крышам ползал надувной аллигатор,
Копы чесали свои шляпы, хотели в кодекс внести и вату.
–
Это Астрабаклань, дети, мне тут совсем не хочется верить,
В газете рубрика "Крыша едет", сам творю варёную вечность.
Тьма бы откусила конечность, но ей и так до коллекторов,
Заговоры заговора – моя коллекция, читаю учёным про женщин лекции.
–
Меня не разбирает ленность, кредит даю редкостным привидениям,
Они те ещё затворцы высот, каждый стих мой – это крещендо.
Эта Реальность, блин, падла крепкая, чудеса не случаются редко,
Им тут на каждом шагу место, не успеваю раздавать хэштеги.
–
Они на сингулярность хэбешку, а я подбираю словечки,
Чтоб Мир прыг в сон, как овечки, а проснулся уже посвежевшим.
В Астрабаклани нет жести, тут мечтателю есть место,
Заряжаю револьвер "Божье сердце", чтоб тухлый Мир наконец треснул.
Коровы
Ты сидишь за своим столом, что-что чертишь своим пером,
Чувствуешь, как хлюпает нос, как дождь общается Морзе.
Морфий никогда не был ответом, он был хлипкой дверью,