23 июня 1941 г. в германской прессе был опубликован «Меморандум министерства иностранных дел Германии правительству СССР». В нем германское правительство ещё раз публично заявило, что суть советско- германских договоров от 23 августа и 28 сентября 1939 г. «состоит:
1) в обоюдном обязательстве обеих государств не нападать друг на друга и жить в мирном соседстве, и
2) в разграничении сфер интересов посредством отказа Германии от всякого вмешательства в Финляндии, Латвии, Эстонии, Литве и Бессарабии, тогда как территории бывшего польского государства до линии Нарев — Буг — Сан должны были по желанию Советской России войти в её состав».
При этом утверждалось, что «в Москве при разграничении сфер интересов советское правительство заявило г. министру иностранных дел, что оно не намерено оккупировать, большевизировать или аннексировать государства, относящиеся к его сфере интересов, за исключением областей бывшего польского государства, находящихся в состоянии разложения». Соответственно делался следующий вывод: «Оккупировав и осуществив большевизацию областей Восточной Европы и Балкан, входивших в сферу интересов СССР, которую ему уступило германское правительство, советское правительство поступило явно и недвусмысленно вопреки московским соглашениям»[822].
Таким образом, доступные сегодня как советские, так и германские документы однозначно подтверждают наличие советско–германских договорённостей относительно разграничения сфер интересов в Восточной Европе. Из этих документов следует, что эта договорённость была оформлена письменно в виде некоего протокола, однако они не дают ответа на вопрос, как именно выглядел этот документ.
Как известно, начиная с 1946 г. на Западе получили хождение фотокопии немецких дипломатических документов, среди которых были как советско–германский договор от 23 августа 1939 г., так и секретный дополнительный протокол (см. рис. № 2-10)[823]. Ныне благодаря любезности Министерства иностранных дел Российской Федерации имеется возможность ознакомиться с визуальными образами документов августа 1939 г., которые с 1992 г. считаются их подлинниками (см. Приложение на с. 321-331)[824]. Сопоставление немецких фотографий и российских сканов документов 1939 г. порождает довольно много различных вопросов, которые требуют внятных ответов.
Поскольку и на немецких, и на российских изображениях представлены подписанные немецкоязычный и русскоязычный варианты договора о ненападении, то возникает вопрос, почему в Берлине оказался официальный советский текст договора, а в Москве официальный немецкий текст? Ведь в самом документе было указано, что он «составлен в двух оригиналах, на немецком и русском языках»[825], а значит, русскоязычный вариант должен был остаться в СССР, а немецкоязычный — отправиться в Германию. Ту же картину мы видим и применительно к секретному дополнительному протоколу — опять обе стороны демонстрируют нам и немецкоязычный, и русскоязычный тексты документа с подписями. Никакого объяснения данного довольно странного факта никто никогда не давал. До сих пор неизвестны какие–либо документальные подтверждения того, что в 1939 г. было подписано по 4 экземпляра соответствующих документов.
Рис. 2. Немецкие фотографии немецкоязычного текста договора о ненападении (кадр F110048)
Рис. 3. Немецкие фотографии немецкоязычного текста договора о ненападении (кадр F110049)
Рис. 4. Немецкие фотографии немецкоязычного текста договора о ненападении (кадр F110050)
Внешний вид договора о ненападении не соответствует дипломатической практике оформления подобных документов. Так, советско–германское Кредитное соглашение от 19 августа 1939 г. было оформлено по всем правилам. Документ прошит специальным шнуром, который закреплён сургучной печатью Торгового представительства СССР в Германии (или МИД Германии в немецкоязычном варианте)[826]. В конце текста на одном уровне впечатаны полномочия подписантов и расшифровка их фамилий (см. Приложение на с. 317-320). Схожее оформление мы видим и применительно к советско–югославскому договору о дружбе и ненападении от 5 апреля 1941 г. и советско–японскому договору о нейтралитете от 13 апреля 1941 г.[827] Советско–германский договор от 23 августа 1939 г. выглядит совершенно иначе.
822
Völkischer Beobachter. 1941. 23 Juni. S. 4, 7; Ursachen und Folgen. Vom deutschen Zusammenbruch 1918 und 1945 bis zur staatlichen Neuordnung Deutschlands in der Gegenwart. Bd. 17: Das Dritte Reich. Vom europäischen zum globalen Krieg. Der Angriff auf die Sowjetunion. Der Kriegsausbruch zwischen Japan und den USA. Berlin, 1975. S. 212-224.
823
Hass G. 23. August 1939: Der Hitler — Stalin Pact. S. 195-197, 200-203; Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии 1938-1939. С. 328-330; Lipinsky J. Das Geheime Zusatzprotokoll zum deutsch–sowjetischen Nichtangriffsvertrag vom 23. August 1939 und seine Entstehungsund Rezeptionsgeschichte von 1939 bis 1999. Frankfurt am Main, 2004. S. 632-634, 636-641.
824
Ранее изображение русскоязычного текста советско–германского договора о ненападении из архива МИД Российской Федерации публиковалось в: Очерки истории Министерства иностранных дел России. В 3 т. Т. 2: 1917-2002 гг. М., 2002. С. 257. Однако в данной публикации 1‑я страница документа была воспроизведена без верхней части листа, где находится оттиск герба СССР. Чтобы это не бросалось в глаза, изображение было несколько увеличено по сравнению со 2‑й страницей документа.
825
Известия. 1939. 24 августа; Год кризиса. Т. 2. С. 320; ДВП. Т. 22. Кн. 1: 1 января — 31 августа 1939 г. С. 632.
826
Наличие в архиве МИД Российской Федерации и русскоязычного, и немецкоязычного экземпляров текста Кредитного соглашения полностью подтверждается его текстом: «Составлено в двух экземплярах, каждый на русском и немецком языках, причём оба текста имеют одинаковую силу» (Международная жизнь. 1989. № 9. С. 107; Год кризиса. Т. 2. С. 284).
827
См. фотокопии: История Второй мировой войны 1939-1945 гг. Т. 3. М., 1974. Фотовклейка между С. 368-369.