Немецкая фотография создаёт впечатление, что подписи Молотова и Риббентропа под немецкоязычным текстом договора выполнены на отдельной странице. Подобное расположение подписей также вызывает серьёзные вопросы. Ведь в таком случае страница с подписями может быть присоединена к любому документу. Совершенно очевидно, что никакие документы подобным образом не подписывают. Российский скан данного документа позволяет увидеть, что немецкоязычный текст договора был подписан на обороте 2‑й страницы. Представляется, что такое странное оформление подлинников договора нуждается в объяснении.
Рис. 5. Немецкие фотографии русскоязычного текста договора о ненападении (кадр F110051)
Рис. 6. Немецкие фотографии русскоязычного текста договора о ненападении (кадр F110052)
Но самое странное заключается в том, что в немецкоязычных текстах договора и протокола подпись Молотова выполнена латиницей. На странность подобного факта указал и внук Молотова В. А. Никонов, отметивший, что «это единственный такого рода “подписанный” им документ, который мне известен. Дед владел английским, но “по–английски” или “по–немецки” не подписывался»[828]. При этом сам внешний вид подписей Молотова, выполненных латиницей в тексте договора и протокола, различается между собой.
Объясняя эту ситуацию с советско–германскими документами 1939 г., Б. Л. Хавкин высказал мнение, что использование иностранного языка при подписании документов применялось «в дипломатической практике как свидетельство доброй воли»[829]. Отсюда, кстати, следует, что Риббентроп не захотел проявить «доброй воли», подписавшись в русскоязычных текстах документов кириллицей. Представляется, что подобное объяснение излишне фантастично и не имеет никакого отношения к реальности. Ещё более экстравагантную версию предложил В. И. Болдин: «Изменяя своим правилам, В. М. Молотов действительно подписался латинскими буквами. Не думаю, что это случайность. В таких вопросах импровизаций не бывает. Скорее всего, он рассчитывал на то, что достоверность документа может быть поставлена под сомнение»[830]. Только не ясно, кого именно хотел обмануть таким «хитрым» способом Молотов — Риббентропа или будущих историков?
Здесь следует вспомнить, что подпись в любом документе это не простое украшение, а уникальная совокупность символов, написанных от руки, с применением определённых оформительных приёмов, служащая для аутентификации (иногда также для идентификации) человека, необходимая для юридического подтверждения аутентичности подписанного документа. Совершенно очевидно, что использование для подписи иностранной графики лишает подпись её аутентификационных особенностей. Поэтому подпись Молотова латиницей под официальными документами нуждается в обстоятельном объяснении.
При этом в русскоязычных текстах документов подписи даны на разных языках. Но в тексте секретного протокола подпись Молотова находится выше подписи Риббентропа, что является нарушением дипломатического протокола применительно к подписанию межгосударственных соглашений.
Кроме того, согласно правилу альтерната при оформлении двусторонних международных договоров, составленных на обоих языках, первое место (с левой стороны) занимает подпись представителя того государства, у которого будет храниться данный экземпляр договора. На экземпляре документа, предназначенного для другой стороны, подписи ставятся в обратном порядке. Однако в рассматриваемых документах 1939 г. это правило было нарушено. Так, во всех немецкоязычных текстах и договора, и протокола, находившихся как в Берлине, так и в Москве, с левой стороны стоит подпись Риббентропа, а во всех русскоязычных текстах — Молотова. Думается, что все эти нюансы также требуют объяснения.
Кроме того, в немецкоязычных текстах договора на немецкой фотографии и на российском скане имеются различия в оформлении рукописных фраз и подписей: 1) во фразе «In Vollmacht der Regierung der UdSSR» не совпадает перенос строк, 2) подписи Риббентропа и Молотова в обоих вариантах совершенно различны. В последнем слове 3‑й статьи «berühren» буква «h» вписана над строкой от руки, но эта правка выглядит по–разному на немецком фото и на российском скане. При этом в 5‑й статье и в том, и в другом варианте в словах «und Konflikte» имеется рукописная правка на «oder Konflikte».
Русскоязычные тексты договора на немецком фото и на российском скане имеют различный перенос слов во 2‑й и 7‑й статьях, в 5‑й статье точка в конце абзаца стоит после пробела, тогда как на немецкой копии без пробела. Взаимное расположение рукописных надписей «По уполномочию Правительства СССР» и «За Правительство Германии», а также подписей совершенно иное, как, впрочем, и сами подписи одного и того же лица различаются между собой.
828
Никонов В. Тайны Второй мировой // Независимое военное обозрение. 1999. № 33 (156). 27 августа — 2 сентября.
829
Хавкин Б. К истории публикации советских текстов советско–германских секретных документов 1939-1941 гг. // Великая Отечественная война: происхождение, основные события, исход: документальные очерки. М., 2010. С. 237.
830
Болдин В. И. Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М. С. Горбачёва. М., 1995. С. 261. На этой же странице своей книги Болдин уверяет, что «секретные протоколы состояли, если мне не изменяет память, из двух листков текста, завизированных Риббентропом и Молотовым… Подпись Молотова на секретном протоколе была сделана латинскими буквами». Из этого следует, что речь идёт о немецкоязычном тексте протокола. Тогда возникает вопрос, а где же находился русскоязычный текст этого документа, который, согласно публикации 1992 г., хранился вместе с немецкоязычным вариантом? Все это порождает обоснованные сомнения в том, что Болдин видел эти документы в 1987 г. Вполне возможно, что таким образом он просто поддерживает официальную версию, обвиняющую М. С. Горбачёва в их сокрытии.