Орудием ассимиляции украинцев и белорусов в Польше были переписи населения, являвшиеся не только «отражением реальности», но и «средством конструирования этой реальности»[150]. Отбор лиц на должности счётных комиссаров определялся этноконфессиональной принадлежностью и политической благонадежностью[151]. Как правило, все счётные комиссары были поляками и католиками, хотя подавляющее большинство населения восточных воеводств составляли белорусы и украинцы. По официальным данным, «в 1921 г. в Виленском, Белостокском, Новогрудском и Полесском воеводствах проживал 1 миллион 34,6 тысячи белорусов, а в 1931 г. — лишь 984,1 тысячи. Для увеличения численности поляков к ним специально приписывали значительную часть белорусских католиков; использовались различные методы фальсификации итогов переписи»[152]. При этом польские учёные оценивали реальную численность белорусов в межвоенной Польше в 1,4-1,6 миллиона, а белорусские деятели — в 2-3 миллиона[153].
Мощным средством полонизации была полная ликвидация образования на родном языке. Если в начале 1919 г. существовало 359 белорусских школ, 2 учительские семинарии и 5 гимназий, то к 1938/1939 учебному году «не осталось ни одной белорусской школы. Белорусская молодёжь была полностью лишена образования на родном языке»[154]. В обращении к советскому военному комиссару г. Вилейка бывшего Виленского воеводства Польши 1 октября 1939 г. житель местного хутора Левково Александр Ивашинко, выражая желание стать учителем в родном селе, объяснял, что не мог получить место учителя от польских властей по причине того, что он «по происхождению русский человек — белорус и подозреваемый в сочувствии к советской власти»[155]. Подобная картина была типичной на западнобелорусских землях.
Чуть лучше была ситуация на украинской Волыни, где «в 1937/1938 учебном году было лишь 8 школ с украинским языком обучения (0,4% от общего количества начальных школ)»[156]. При этом подавляющее большинство учителей на восточнославянских землях являлись поляками.
Один из лидеров белорусского движения, депутат польского сейма Бронислав Тарашкевич заявил в Праге в ноябре 1924 г.: «Степень социального и национального угнетения белорусов в Польше переходит границы возможного; массы настроены большевистски, симпатии их направлены на СССР»[157]. Созданная большевиками белорусская и украинская государственность в виде БССР и УССР, а также поддержка белорусской и украинской культуры в СССР привлекли внимание восточнославянской интеллигенции в Польше, страдавшей от дискриминационной политики властей. Варшава с тревогой наблюдала за ростом просоветских симпатий среди восточнославянских меньшинств. Видный польский знаток национального вопроса Леон Василевский отмечал, что советская политика объединила этнографические белорусские земли в границах БССР[158]. Признавая угнетение белорусов в Польше, Василевский писал: «Это тем более достойно сожаления, что Советская власть не жалеет средств для завоевания симпатий белорусов и превращения их в орудие борьбы с Польшей»[159].
150
Тишков В. А. Реквием по этносу. Исследования по социально–культурной антропологии. М., 2003. С. 176.
152
Вабшчэв1ч А. Нацыянальна–культурнае жыццё Заходняй Беларуа (1919-1939). Брэст, 2008. С. 12.