Автор статьи, отмечая слабость советских позиций, полагал, что только в Западной Европе питают иллюзии на предмет военной силы СССР, причём приблизительно такие же, какие недавно испытывали в отношении Чехословакии. Между тем, утверждал он, на востоке от Германии единственной военной силой «остаётся только и исключительно Польша»[236]. Возможностей СССР хватает лишь на то, чтобы выиграть в войне против Эстонии и Латвии. Восточный сосед «не способен к длительным усилиям, которых будет требовать мировая война»[237]. СССР не сможет оказать какую–либо существенную помощь Германии. Приобретя «настоящий нейтралитет», Советский Союз «будет ждать, пока поля Европы не превратятся в поля сражений, усыпанные трупами»[238]. В советско–германских отношениях главным двигателем была «трусость» Сталина, который боялся повторить судьбу императора Николая II. Именно поэтому, начиная с Брестского мирного договора 1918 г., советская сторона шла на «уступки и установление контактов» с Германией[239].
Внешняя политика Гитлера привела к тому, что из идеолога крестового похода против коммунизма и создателя Антикоминтерновского пакта он превратился в угрозу для Западной Европы. Мацкевич уверенно заключил, что в будущей войне Польша окажется в союзе «свободных народов» против «объединённых коричневых и красных тоталитаризмов»[240]. В любом случае редактор журнала призывал не пренебрегать советско–германским пактом, поскольку полагал, что любое соглашение Москвы и Берлина грозит опасностью для Польши. По словам публициста, «формула хорошей конъюнктуры для польской политики» заключается в «антагонизме Берлина и России»[241]. Он призывал читателей не прятать голову в песок, а готовиться к войне «в защиту независимости и чести»[242].
Один из руководителей PPS Неджялковский на страницах левой «Рабочей газеты» в статье «Москва и Берлин. Первые последствия» пришёл к выводу, что пакт, нацеленный против Польши, на самом деле ударил «по голове. японской»[243]. Договор являлся примером крайне неудачной внешней политики, разрушившей все рациональные основания немецкой дипломатии. По мнению идеолога PPS, СССР будет стремиться сыграть «роль “суперарбитра” в ближайшем или отдалённом будущем». Выигрывав время, Москва может сосредоточить усилия на дальневосточном направлении против Японии и будет стремиться «занять выжидательную позицию в случае мирового конфликта»[244]. Эта стратегическая линия советской внешней политики оказывала значительную услугу Германии, что не укрылось от «народных масс Польши и Запада»[245].
Главный редактор национал–радикального ежедневника «АВС» Ян Королец назвал договор с Германией шагом советской дипломатии на пути к мировой войне, в которой «Советы, по крайней мере в начале, не принимали бы участия»[246]. Мировая война была необходима Коминтерну и «мировому еврейству» с целью расчищения пути «мировой революции»[247]. Редакция издания не верила в серьёзность намерений СССР заключить договор с Великобританией и Францией, который мог бы установить прочную преграду на пути немецкой агрессии. Утверждалось, что договор с СССР должен был подтолкнуть нацистскую Германию к войне против государств Западной Европы. Вместе с тем признавалось, что подписание договора о ненападении между Германией и СССР не означало того, что в отношениях двух стран наступил период широкого сотрудничества.
243
Niedziałkowski M. Moskwa i Berlin. Pierwsze konsekwencje // Gazeta Robotnicza. 1939. № 203. 24 sierpnia. S. 3.