Vive L’Or! От шампанского я пыталась отказаться – с утра, без завтрака, но Жаклин скомандовала: «Пить!» Мы пили.
Смотрели рекламный ролик аромата «Mystery», слушали комментарии оператора Жана – очаровательного кудлатого парня, похожего на молодого Ришара, но ростом не ниже Депардье. Жан громко говорил, смеялся, опрокинул на себя чашку с кофе – он не очень справлялся со своими конечностями, как щенок лабрадора, неуклюжий и большелапый, – и был быстро удален Бриссаром, к огорчению всех девушек. За роликом последовала видеопрезентация компании L’Or, с графиками, объемами продаж и диаграммами роста.
За окном дышал Париж, а здесь пахло шампанским, шоколадками и видеопроектором. Тоской.
Я пыталась было записывать, но Маруся шепнула:
– Не пиши. Пресс-релиз потом дадут.
Наконец кино кончилось. Девушки схватились за сумки. Сейчас нас выпустят на волю. Поль и Жаклин пошептались, и она объявила:
– Сейчас быть презентация коллекции L’Or.
Перед ней стояло три пустых бокала. По-моему, она была уже хороша.
– На создание лимитированной серии Twiddly наших художников вдохновили знаменитые ткани мадам L’Or. Видите, по фактуре они напоминают твид. То же цветовое решение тканей в женской коллекции осень—зима. Давайте теперь посмотрим летние палетки.
Под руководством Оли, сотрудницы главного офиса L’Or, мы обходили по периметру маленький зал, где на белых постаментах, подсвеченные по всем правилам музейной экспозиции, были выставлены новинки – тени, помады, румяна.
– Летом будут шелк и органза – этот дуэт так и называется. Феерическое сочетание невинности и сексуальности, изысканности и простоты, нежных полевых оттенков апреля и чувственности августа.
Оля осторожно, как сокровище, брала в руки коробочку с тенями, на крышке которой сверкала буковка L, увенчанная золотой короной.
Девушки склонились над палеткой в почтительном молчании. Яна протянула руку первой.
– Потрясающе, как играет свет!
– Я хочу такие!
– Это будет культовый продукт!
Младшие Таня и Маруся что-то строчили в своих блокнотах. Я держала ручку только для вида, не в силах вычленить суть из потока восторженных слов. Все равно дадут пресс-релиз.
– Ближе, ближе идти! Тебе надо писать!
Жаклин втолкнула меня в девичий круг, образовавшийся вокруг чудо-теней. Оля передала мне коробочку. Желтый и сиреневый. И что мне надо теперь сказать?
– Интересное сочетание.
Оля отняла палетку и водрузила на постамент. Для индустрии beauty я была потеряна. Девочки уже кружили вокруг помады ядовито-малинового цвета.
– Жаклин, это хит!
– А цвет!
– Какая текстура! Можно попробовать?
Яна мазнула помадой по руке. Ничего! Никакого следа!
– Ой, она пластиковая.
Обалдеть! А я думала, что сейчас проявится суперэффект!
– Это образец. Продукт «Цвет Африки» в разработке. К январю пришлем вам тестеры.
– Теперь ланч! Вьсе за мной!
Мы покидали цитадель французского шика с пакетами – маленькая упаковка духов «Mystery» и роскошный пресс-релиз, весом не меньше килограмма.
Ресторан оказался тайским, в Париже в моде тайская кухня. Острая еда, от которой счастливы были только двое – Жаклин и Поль. Девушки из России ковырялись в тарелках, мучаясь от голода и невозможности съесть предложенное. После самолета, бессонной ночи и шампанского это было худшее, что можно придумать. Принесли вино.
– Нет, только champagne!
Я смотрела, как официант наполняет мой бокал, и уже почти ощущала, как пузырьки раздирают горло и желудок.
Сумка завибрировала. Ух ты, Мишка Полозов! Я даже не думала, что он когда-нибудь позвонит. Любимый Полозов, подло брошенный мной. Я вскочила со стула и понеслась к выходу из ресторана.
– Алло, Мишка, ты?!
– Борисова, ты спишь там, что ли, в своем гламуре? Давай, приветствуй руководителя.
– Мишка, как же я рада!
Голос Полозова действовал как энерджайзер и как успокоительное одновременно. Теплый, родной, свойский.
– Хоть раз бы позвонила, чертова кукла! Некогда тебе, да, карьеру кроишь?
– Ругай, ругай меня, Полозов! Все равно тебя любить буду.
– Обещаешь? Когда?
– А ты зараза!
– Так, Борисова, в качестве залога нашей любви задание тебе. Реабилитируешься – женюсь.
– Не женишься. Ирка не допустит.
– А мы ей не скажем.
– Ну что там у тебя, что за задание?
Я была рада ему помочь – что угодно, только бы он меня простил за истеричный, неожиданный уход. И Мишка, кажется, уже простил. Какой он все-таки отличный!
– Интервью с Канторовичем надо доделать. Оно так и зависло. Других журналистов он не хочет. Требует тебя.
Это как лифт! Как будто ты едешь в скоростном лифте, который неожиданно падает в бездну. Я падала – с этим щекочущим чувством внутри, когда под тобой расходится земля.
Как я хочу его увидеть, поговорить! И Саша, значит, тоже?
Но… Но он же знает мой телефон. И ни разу не позвонил. Сколько времени прошло? Полтора месяца? Получается, что ему нужно интервью?
– Борисова, ты чего там затихла? Алле?
Господи, что же делать?
Я посмотрела на улицу через стеклянные двери ресторана. Кафе напротив, овощная лавка, остановка автобуса. Париж.
– Миш, я в Париже сейчас. У нас тут презентация.
– Заеб…сь! Как гламурно-то, Борисова! Тебе хоть телефон эти суки оплачивают?
Что за гад, прикрывается Мишкой, значит! Боится сам звонить. Чего он хочет, не понимаю.
– Не оплачивают. Миш, я приеду, позвоню тебе. Придумаем, как быть.
Мне нужна была передышка. Обдумать это, переварить.
– Что придумаем? Крутишь что-то опять? Учти, продинамишь меня снова – и мы с тобой развелись навсегда. Ладно, Борисова, развлекайся там.
– Миш, я позвоню. Пока.
В ресторан входила Настя. С пакетом из бутика Vertu. Черт, и как мне это переварить?!
Ведерникова упорно меня не узнавала. В гостинице, в ресторане, в такси. Это и к лучшему – я физически не способна поддерживать с ней диалог. Я вошла в номер и сняла наконец сапоги. Под зеркалом на консоли – бутылка шампанского и ваза с растопленным черным шоколадом, в котором плавала засахаренная груша. И графин с водой – ура! На шампанское было неприятно смотреть.
Половина группы поехала с Жаклин в музей L’Or.
– Кто хочет отель, можно отель. Кто хочет музей – за мной! В 5 часов все должны быть красивый! Очень красивый!
Более патриотично было ехать в музей, но я сломалась. До пяти оставалось два часа, и я выкинула белый флаг – отель. Вместе со мной в гостиницу поехали Настя, Яна и Маруся. Остальные решили биться за бюджеты Жаклин до последнего.
Настя. Она засела внутри, как заноза. В такси Настя болтала с Яной, а я молча смотрела в окно. Хорошо, что я не поддалась Мишке, вовремя притормозила. Настя была как красная тряпка, как сигнал стоп. Настя существовала, это невозможно отрицать! А значит, между мной и им… Не думать, не думать об этом!
Огромная кровать, душ, и вешалки в шкафу – с бархатными плечиками! Я рухнула на постель, даже не распаковывая чемодан. Хорошо было бы жить вот так в Париже, без всяких Жаклин, презентаций, шампанского, приходить и падать в такую кровать… Лежать здесь в одиночестве было тоскливо. Для такого номера нужны двое. И я тут же нырнула в глубину, на которую не позволяла себе опускаться все последние месяцы…
Мы бы позавтракали в кафе на бульваре Осман, потом он бы показал мне свой город, а я потащила бы его к памятным зарубкам, оставленным мной в Париже несколько лет назад – церковь Мадлен, сувенирная лавчонка на Риволи, в которой я купила браслет из старинных монеток, маленький пляж на Сене, в районе Нотр-Дама, где можно сидеть на матерчатых стульчиках и глядеть, как мимо проплывают туристы и машут нам, парижанам, рукой.
А потом мы бы пришли в этот номер, чтобы поваляться до ужина, и не вышли бы отсюда до утра. Только бы смотрели, как меняется контрастность за окном – сумерки постепенно загустевают в ночь, и потом снова на разбодяженном фоне утра проступает город…