— Знаю я этих мальчишек, — говорит Стентос, — они будут стоять до конца… С женщинами и того хуже… Просто начнется резня.
Воины припали к щели в стене, Ленос побледнел и прошептал:
— Там мой сын… и жена с ним!..
— И мои тоже, — проговорил Стентос, отходя от стены.
Смущенный капитан обернулся к Леносу:
— Позови жену и сына. Все, кто придет сюда без оружия, будут помилованы…
Ленос выкрикнул два имени и безнадежно добавил:
— Кто сложит оружие — получит свободу!
— Свободу Антигоне! — донеслось в ответ вместе с неповторимым улюлюканьем.
Наша сторона молчала, и потому на нас обрушился град камней, за ним последовали стрелы: их посылали далеко в небо, подобно тому как стреляли кочевники, и падали эти стрелы затем на противника сверху почти вертикально.
По приказу капитана стражники построились в каре, и над ними поднялась крыша из щитов, под которую и захотел увлечь меня Стентос. Я смогла увернуться, стала отбиваться, умолять:
— Дайте мне поговорить с ними…
Капитан кивнул в знак согласия, и Стентос подвел меня к самому углу стены.
— Скажи, что им конец… Те, кто за ними, готовы пустить в ход стрелы, как и мы…
Я попробовала что-то выкрикнуть, но смогла выдавить из себя лишь слабое мычание…
— Уходите, не надо из-за меня крови! — молила я…
В ответ понеслось жуткое улюлюканье и раздался голос Зеда:
— Это они заставляют тебя говорить такое… Ясное дело… но им не пройти!
Окликнув Стентоса, капитан велел поместить меня в середину каре. Я знаю, что за приказы теперь последуют: сначала железная стена воинов ощетинится копьями, потом их пустят в ход — станут колоть ими людей. Я было попыталась не подчиниться и повалилась на землю. В ноздри сразу проник плотный запах земли, и тяжесть ее сковала все тело. И чем настоятельнее Стентос старался оторвать меня от земли и поставить на ноги, тем неумолимее земля притягивала меня к себе.
Терпение капитана было на исходе, он орал, что-то приказывая Стентосу, который уже готов был потерять голову. «Война, это война!» глухо твердил он.
«Ты хотела этого!» вдруг заорал он, когда в него угодил камень, брошенный кем-то от завала. Изо всех сил Стентос схватил меня за волосы и, воя от боли, не дал мне встать на ноги.
На завале это увидели и, решив, что меня мучают, опустили луки, побросали в сторону камни — из страха причинить мне вред… Но продолжали кричать — орали они с разных сторон.
Когда я сделала знак, что хочу говорить, наступила тишина. Мне и сказать бы что-нибудь, воспользоваться передышкой, чтобы прозвучали слова мира. Но их у меня не было — обрывки безумных мыслей проносились в голове, вскипали неведомые силы, вспоминались чьи-то слова, строки — меня разрывало изнутри. Я ничего не могла произнести — не хватало дыхания, голос срывался, побеждало удушье… Все вокруг меня потеряло четкость, все вокруг заполонил неизвестный мне ранее мощный зов… Это дикий запах земли окончательно забил мне ноздри.
Из глубины своего смятения доносились, сливаясь с грозной фиванской землей, приказы капитана, которых я так боялась: «Копья вниз… Готовь-сь…» Но последний приказ так и не прозвучал. Железная стена не двинулась с места, стражники застыли по обе стороны завала, пока еще не угрожая жизни моих несгибаемых друзей — отчаянной гвардии Васко, оставляя Эдиповы просоды в живом горле Патрокла и Диркоса.
Сквозь сумрачное пространство движется на меня чудовищная сила. Размахом своим она походит на любовь, и вот уже во мне звучит другой крич — голос земли, голос некоего сокрытого во мне зверя, затихает, но оставляет за собой территорию. Я стала понимать, что делаю. Я прошу милостыню, снова прошу подать мне, прошу из последних сил…
Да, я просто нищенка, просто вопящая нищенка, без стыда, без гордости, которая может только просить, только умолять: «Никакой крови… Никакой из-за меня крови!..»
Крики и лязг оружия затихли с обеих сторон. Им — что, не перенести моего нищенского вопля? Все слышали мой крич, я знаю, но услыхали ли они меня действительно? Мир труднее, реальнее, молчания. Мне, разумеется, его не достичь: мы неповоротливы, слишком неповоротливы, и нам никогда не измениться. Именно об этом все они и говорят, но у меня не хватает сил возразить злосчастной этой жизни, я могу лишь снова повалиться на землю и биться о нее своим потерянным для всего света лицом.