Вот что думают Клиос и самые гордые сердца молодых людей в мире. Я восхищаюсь ими, я растрогана их мужеством и верностью, но тем не менее Антигона-Ио говорит им «нет», как сделала это я. Истина проявляется, но ее поняла пока только Ио: Антигона не хочет, чтобы ее защищали. Защищали ценой крови.
Я, наверное, ничего не поставлю выше отваги и верности, но в звучании голоса Ио слышится утверждение, что мужество жить превосходит мужество умереть. Существует верность жизни, превосходящая все, Антигоне-Ио это известно много лучше, чем мне. Она слабеет, как и я; ее, как и меня, покидают силы; она опускается на скену, желая обрести силы, и она обретает там силы; эта неутомимая уверенность дает ей возможность издать мой крич. Крич нищебродки, который звучал, но который сама я не слышала, мне незнаком был этот вопль, пока она не заставила меня услышать его, этот крич неповиновения, это «нет» смерти женщин, детей, стражников. Ради Антигоны не будет крови, не будет завалов на улицах. Вот за это, говорит чарующий голос Антигоны-Ио, я и вправду могу умереть. С какой силой, простотой, с какой надеждой поет она это. Да возможно ли мне, несчастной измученной девице, которую привело в отчаяние убийство братьев, было найти такую уверенность, с которой я молила о мире и отказе от кровопролития тех, кто хотел защищать меня.
Клиос плачет, великолепным движением открывает он завал на улице. Антигона-Ио плачет слезами Стентоса, теми слезами, что навертываются на глаза, поднимаясь из самой глубины жизни без любви. Мне слышно, как текут эти слезы в тех гласных звуках, что еще удается извлечь К. из своих связок.
Антигона-Ио счастливо вскрикивает: не было кровопролития, Клиос и Стентос жестами показывают свое сострадание, Клиос поднимает Антигону и, поддерживая ее, доводит до входа в пещеру.
Этот крич открыл Стентосу дверь в новую жизнь, которую он начинает, став моим последним другом, тем, что не подчинился приказу оставить меня умирать в темноте, — это он сделал из черной Креонтовой темницы маленький храм света.
Я снова впала в небытие, меня вернул к реальности очень мощный зов. Это Стентос прокричал второй час моего удушения в дымном каменном мешке. Всего второй час, тогда как я чувствую, что провела здесь уже большую часть моей жизни. «Гемон! — кричит он радостно. — Гемон в Фивах!»
Клиос может сколько угодно прыгать по ступеням, вырубленным в горе, Гемон опоздает. Он у фиванских врат, он сейчас узнает, что я приговорена. Как грозно грохочут копыта его скакуна по фиванским мостовым. Прощай, Гемон, мне нужно сосредоточиться на самой себе, чтобы по-настоящему прожить последние свои вдохи.
Гемон хочет спасти своего отца от ошибки, он не видит, что тот в действительности так думает. Он говорит, что один человек не может управлять городом наперекор мыслям всех. Но Креонт слеп и глух — это из-за тебя, Антигона, он явил сыну свою слепоту, это ты заставила его произнести свое последнее слово, это упрямое мычание его неизлечимой гордыни: никогда женщина не будет наводить в Фивах свой закон. Увы, вот она, беда, Гемон понял, кто такой его отец, он понял, что тот никогда не понимал его и любил в нем лишь воинскую отвагу и сыновнее послушание. У него нет больше отца, его никогда и не было, только эгоистическая оболочка. Перед сыном оказывается судья и убийца Антигоны, который произносит непоправимое: «Теперь тебе просто придется возделать другую ниву».
И между ними все кончено, Гемон погрузился в свое горе. Этеокл, заводила, восхитительный друг, мертв, Креонт переродился. У Гемона осталась только я, но в это мгновение Антигона-Ио с пронзительной нежностью подает ему знак, что я в это время перехожу из одного существования в другое.
Жизнь моя уходит, дорогой Гемон; счастье, если она уйдет до того, как между отцом и сыном разразится ужасная война, которой тебе будет уже не избежать. Я делаю свои последние вздохи, белый Исменин шарф не подарил мне смерть, но и не защитил мои опустошенные легкие. Сердце замедляет свой стук, мне уже не двинуть ни рукой, ни ногой, даже не пошевелить пальцем. Мне удается только иногда увидеть и услышать Антигону-Ио, но я не уверена, что я ее действительно вижу или слышу.