— А Исмена?
— Исмена права, что меня выгоняет, а я прав, что возвращаюсь.
— Это моя мастерская…
— Она тебе больше не понадобится.
— Ты так думаешь? Решил?..
— Не я — война, нищета не оставит тебе ни одной свободной минуты, Антигона. Послушай, я спою для тебя одной.
Диркос запел самого древнего Аполлона, темного бога со своей свитой из волков и крыс, несущих с собой чуму. Аполлона, который постепенно меняется и становится богом муз и восходящего солнца.
Я удивилась: Эдип пел метаморфозу Аполлона лишь однажды у Диотимии. Как мог дойти до Диркоса этот просод?
— Не знаю, Антигона, читать я не умею. То, что я пою, я выучил сам, иногда — слушая самого Эдипа, а чаще — других аэдов или благодаря тем просодам, что ты записала и что ходят по рукам. — Диркос снял повязку и уставился в меня своими усталыми глазами. — Я тот, кто идет следом; то, что я пою, неполно, часто неправильно и искажено, хотя я стараюсь ничего не менять. Тем не менее для тех, кто слушает меня, Эдип снова оживает, и все слышат то, что он говорит. Да, Антигона, Эдип будет жить благодаря нищим певцам, таким старым развалинам, как я.
Он спокойно стал приготавливаться ко сну и, взглянув на меня, заявил:
— Теперь возвращайся к себе и съешь что-нибудь, девочка, завтра тебе понадобятся силы.
— Он вернулся? — спросила Исмена меня на другой день.
Я кивнула.
— Из тебя можно веревки вить, Антигона. Неужели ты не можешь сказать «нет»?
— Иногда могу, но ему — нет.
— Я вернусь вечером, чтобы освободить тебя от него.
— Оставь его. Он говорит, что благодаря таким аэдам, как он, Эдип продолжает жить.
— Это правда, но это уменьшенное воспоминание об Эдипе, невзрачная подделка, от Эдипова дерева остался только ствол, как дерево без веток и листьев.
— Наступит день, и появится поэт, который придаст этим невзрачным просодам крылья, и они поднимут их ввысь.
— Когда он появится?
— Когда — это не мы решаем.
Вечером Диркос пришел со своим слепым другом, которого зовут Патрокл, любить этого слепца, кажется, совершенно не за что. Однако Патрокл и Диркос полны внимания и любви друг к другу, и я сказала себе, что эта дружба между двумя бедными, стареющими, страдающими от прожитых лет и болезней людьми, — одно из тех проявлений прекрасного, что я видела. Диркос заботится о Патрокле, а Патрокл служит ему своей памятью. Как только предоставляется возможность, Диркос устраивает его неподалеку от певцов, сказителей, жрецов, которые поют во время праздников о происхождении и подвигах героев-богов.
Патрокл запечатлевает это в своей сказочной памяти и пересказывает затем Диркосу до тех пор, пока тот не запомнит.
Патрокл попросил меня рассказать ему историю о том, как Эдип прошел Лабиринт и прибыл в Египет, — он ее не знает. Когда я закончила, он проговорил мне строки из Эдиповых просодов. Слушая этого слепца, я обрадовалась и расстроилась одновременно, потому что почти в каждом стихе были слова и обороты, к которым Эдип никогда бы не прибегнул.
Когда я сказала об этом Патроклу, он попросил меня поправить его и протянул для этого свою толстую, всегда немного влажную ладонь, которая вызывала у меня легкое отвращение. При каждой ошибке я касалась его ладони и говорила, какое слово выбрал бы Эдип. Он повторял за мной и после каждых десяти строк останавливался и начинал весь просод сначала. Его невероятная память все запечатлевала, и, несмотря на грубый голос и скверное произношение, я узнавала неподражаемую Эдипову манеру говорить.
— Он так пел, именно так! — счастливая, воскликнула я.
Растрогалась и пришедшая ко мне Исмена.
— Это не Эдип, не его голос, и все же это он. Мы поможем тебе, Диркос, так мы забудем наши несчастья, это лучший способ забыть о них.
XIII. ЗОВНЫЙ КРИЧ
Несчастье и вправду готово обрушиться на нас, на больных и бедняков, число которых постоянно растет. Военная вылазка, предпринятая Этеоклом, не должна была затянуться, но ни он, ни Гемон пока не вернулись. Посланцы, которых они направляли в Фивы, молчали о возвращении, но говорили о необходимости освободить дороги и выстроить укрепления.
Этеокл просил меня открыть двери своего дома для больных, обещая, что город возьмет на себя расходы по их содержанию, Исмена напомнила об этом обещании Креонту, но тот ответил, что деньгами в городе распоряжается мой брат, а у него самого возможностей помочь нам нет.
Фивы тем временем начали испытывать недостаток во всем, цены поднялись — Исмену это удивляло, потому что ей было известно, что Этеокл позаботился о создании запасов, и она решила, что просто спекулянты решили воспользоваться его отсутствием.