— Так нужно, — оттолкнул меня Этеокл. — Иначе не узнать, там ли Полиник.
— И действительно ли он погиб, — жестко добавил Васко.
Глухой удар… Ржание, похожее на душераздирающий вскрик, и Мрака больше нет. Воины помогли Этеоклу отодвинуть конский труп. Под ним — то, что я так боялась увидеть: красный султан, и в месиве тел — одно больше других; воин лежал ничком, и лица его не было видно. Васко опередил нас, сорвал с головы лежащего шлем с красным султаном, и перед нашими глазами рассыпались по неподвижным плечам светлые Полиниковы кудри, которые не узнать невозможно. Васко уже готов грубо перевернуть тело, но я оттолкнула его: «Осторожно, осторожно», — не унималась я и услышала, как шепчет Васко: «Он мертв, нужно, чтобы его больше не было».
Этеокл пришел в ужас, он не понимал, что делает, — так и застыл с окровавленной дубиной в руках, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.
— Дай сюда, — проговорил Васко, и Этеокл, как завороженный, протянул ему дубину. Тогда вырвался крик из моего нутра, закричала и Исмена, соскальзывая в ров и бросаясь к ним. Я загородила дорогу Васко, он резко оттолкнул меня и уже было замахнулся, когда Этеокл понял, что происходит. Он рванулся вперед и, ударом головы сбив Васко с ног, выхватил из его рук дубину и отбросил ее далеко в сторону.
Вместе с Исменой я приподняла голову Полиника. Брат еще дышал, Этеокл тоже удостоверился в этом и приказал:
— Вытаскиваем его, быстро!
Он подозвал еще не пришедшего в себя Васко, который с трудом поднимался на ноги.
— Я не мог иначе, — заявил ему Этеокл, и тут же зазвучали его точные приказы. Васко замолк, к нему снова возвратилась его удивительная проворность. С его помощью нам удалось высвободить Полиника, пропустить под него полотнище ткани и по наскоро сбитой лестнице вытащить изо рва. Нужна вода, много воды, и мы принесли ее. Мы уложили Полиника на алый Этеоклов плащ, сняли с него панцирь, раздели — осмотреть, не ранен ли он. Сначала мы обмыли брата — как прекрасно его обнаженное тело! — он неподвижен, но грудь слабо вздымалась.
У Полиника была рана на левой руке, но ничего сломано не было: он сильно ударился головой при падении и потерял сознание, но теперь постепенно приходил в себя. Я дала ему пить, Исмена влила в рот немного вина, мы перевязали брату руку, и я наложила бальзам на рану на голове.
Тем временем Этеоклу и Васко шли послания от разных ворот, и они в ответ посылали свои распоряжения. Мы одерживали победу всюду, кроме ворот Афины, где Гемона теснили враги. На подмогу ему Этеокл отправил Васко со всеми резервными отрядами.
Полиник дышал уже лучше; я приготовила питье, которое Диотимия дает тяжелораненым, — Исмена напоила его. Этеокл не сводил с нас взгляда, и, когда увидел, что к Полинику возвращается жизнь, лицо его осветилось такой нежностью, какой я никогда у него и не видела.
— Он приходит в себя, — сказала Исмена.
Полиник открыл глаза.
— Сестры, — проговорил он, будто вокруг него не было ни криков умирающих, ни лошадиного ржания, доносившегося из рва, из пропасти затерянного города. Взгляд его остановился на Исмене, он улыбнулся, потом увидел меня, все еще залитую чужой кровью. — И ты, сестричка… — прошептал он, — как всегда, там, где тебе быть не надо…
«Помогите мне встать», — прочли мы в его взгляде. Мы поддержали брата, усадили на землю. Полиник уставился в Этеокла, который, так и не смыв с себя кровь Мрака, отдавал распоряжения.
— Я пленник? — в изумлении спросил Полиник.
Исмена бросилась к Этеоклу.
— Ты пленник? Да что ты! Ты свободен! — возразил он и шагнул к нам.
Полиник молчал, взгляд его блуждал: перед ним был ров, заполненный погибшими лошадьми, трупы кочевников, громада Мрака с расколотым черепом.
— И его — тоже, его, которого ты подарил мне… Кто был тобой, нами. Лучше нас… Ты… ты убил его ради своей краденой короны…
На шлеме Этеокла действительно — крошечная корона, он сорвал ее, швырнул на землю.
— Я был уверен, что ты будешь у ворот Дирке, что мы сможем сразиться, имея одинаковое оружие… ты не пришел.
Взгляд Полиника остановился на застывшем трупе Мрака — невозможно поверить в поражение, — он обернулся и молча вперился в Этеокла. Тот начал отступать, стыд окрасил самое основание того, что крепчайшим образом связывало его с братом, как будто он предал то, что соединило их в Иокастином чреве. И я, которую они втянули в свой союз, тоже начала испытывать этот стыд. Я переживала его вместе с ними и ничего не могла поделать: мне не спасти Этеокла от презрения брата.
С нашей помощью Полиник выпрямился и, твердо встав на ноги, потребовал панцирь. Этеокл принес панцирь и надел на Полиника.