Вот они уже у дома, я спустила лестницу, спрыгнула вниз. Вид у Диркоса и Зеда суровый.
— О моем побеге уже известно? — спросила я.
— Об этом никто не говорил, — сказал Диркос, — но у Зеда для тебя плохая новость.
— Тело Полиника взяли не люди из Аргоса, — произнес Зед, — а Креонт, и Гемон об этом не знает.
— Тогда, значит, Креонт проведет погребальную церемонию. Это покажет его только с хорошей стороны.
Оба мои друга ничего не ответили, но по их виду стало ясно, что никаких ритуальных церемоний Креонт проводить не собирается.
— Что-о?.. Как же он намерен поступить? — мне стало страшно.
— Оставить тело Полиника без погребения, — ответил Диркос, — оно будет разлагаться за стенами города.
— Да как он смеет!
— Есть эдикт. Зед слышал его.
— Эдикт? Что в нем сказано?
— Полиник — предатель и погребению не подлежит. Если кто-то попытается предать его тело земле, будет казнен. Кругом выставлена стража.
— Оставить Полиника без погребения… он будет… Я никогда этого не допущу! Исмена — тоже.
— Успокойся, Антигона, — умолял Диркос.
— Нет, не успокоюсь! Я не хочу больше успокаиваться. Хватит!
Я ринулась к двери, Диркос попытался было удержать меня:
— Ты ничего не сможешь. Исмена — тоже. Креонт сильнее. Он царь.
— Не надо мной. И никогда не будет! Дай мне пройти, Диркос.
Он ухватился за мое платье, пытаясь удержать, остановить. Я вырвалась, побежала, Зед — не отставая, рядом.
— Где оглашают эдикт?
— На перекрестках. Там стражники и вестовщик.
Я была вне себя. «Наконец-то вне себя!» — раздавалось что-то во мне. Хватит бежать. Нужно идти, восстановить дыхание. Идти надо быстро — иначе невозможно, но бежать нельзя, нельзя терять голову. Я не должна терять голову. В Фивах мужчины ее уже потеряли — и остались без голов, а Креонт — сохранил, Креонт все рассчитал. Но чтобы мы, женщины, согласились оставить тело нашего брата зверям на растерзание и страже на поругание? Никогда!
Я шла очень быстро, говорила сама с собой… Мы приблизились к перекрестку Четырех Ремесел; дорогу мне преградил стражник. От его копья я увернулась, ребром ладони, как учил меня Клиос, выбила оружие из его рук и устремилась с Зедом к перекрестку.
За нами следовала толпа мальчишек. О, эти мальчишки Васко! Вокруг вестовщика толпились стражники, и он читал эдикт среди мертвой тишины. Когда вестовщик объявил, что тело Полиника должно гнить без погребения, крик вырвался из моей груди. Всплеск ярости, возмущения переполнял меня, сейчас он вырвется наружу, прямо в лицо городу, этот поток боли, который породили глупость и несправедливость, и боль эту чувствуют все женщины. Да, я Антигона, нищебродка слепого царя, я оказалась бунтаркой на собственной родине, я ополчилась против Фив, против мужского закона, против идиотских войн и против гордынного культа смерти.
Неожиданно прозрев, я увидела, что было глубинным смыслом всей моей жизни. Я пошла за Эдипом только для того, чтобы научить его быть тем, кем он был, и, не стань этого — последнего Креонтова преступления, я никогда не осмелилась бы подумать о подобном.
Я не могла больше слышать вестовщика, набрала горсть земли и швырнула в него.
— Никто, — вопила я, — никто из живых не властен над мертвыми. Никто не имеет права оскорблять их тела.
Женщины и дети вместе со мной начали бросать в вестовщика комья земли. Я бросилась к ужасному этому эдикту, который дает право позорить Полиника, — я не могу видеть этот документ. Толпа вынесла меня вперед, опрокинула стражников, а вестовщика уже и след простыл. Зед схватил эдикт, я разорвала его; принесли факел, и вот позорный Креонтов эдикт пылает под одобрительный гул многоголосой толпы.
Я была счастлива в собственном несчастье, я яростно топтала пепел, в который превратился ненавистный эдикт.
— Встань во главе всех нас, — схватил меня за руку Зед, — замени Васко… нападем на царских солдат, пока не вернулся Гемон.
Меня будто окатили холодной водой: слова Зеда отрезвили меня.
— Нет, — сказала я, — и только нет. Я хочу предать Полиника земле, а затем навсегда покинуть этот город смерти.
Услышав мое «нет», Зед побледнел: рухнули последние его надежды.
— Не оставляй нас, — раздался его дрожащий голос. — У нас теперь только ты, — теперь говорил рядом со мной несчастный ребенок.
Но во мне все восстало против его слов, я оттолкнула мальчика, бегом бросилась через толпу и дальше — по улице, ведущей к Исмениному дому. Запыхавшийся Диркос звал меня, но я не отвечала. Зед бежал рядом, и я, задыхаясь, кричала ему или всем: