Зед забрасывал землей ноги Полиника. Я тоже взяла мотыгу, и первые горсти земли легли на плечи, грудь Полиника. Рядом со мной послышалось рычание — это собака, которую Зед отогнал ударом мотыги, бросилась наутек, что-то волоча в зубах: это была кисть моего брата. Я застонала, представив плоть брата в пасти этой грязной твари. Но Зед торопил меня:
— Быстрее, быстрее, не останавливайся…
Он был прав, и я стала безостановочно бросать землю на живот Полиника… И вдруг взгляд мой упал на его руку… Рука — без кисти, ее оторвала собака… «Нет, — это уж слишком…» — и я отодрала кусок от своего платья и обвязала культю…
— Не останавливайся, — приказал Зед.
Я снова взялась за мотыгу — вот уже живот Полиника целиком скрылся под слоем земли. Осталась только голова, но тут силы изменили мне, и уже Зед тщательнейше забрасывал землей голову Полиника, лицо под маской… Я же заканчивала ритуальную церемонию.
Скоро взойдет солнце и рассеется туман. Зед знаками показывал, что стражники разжигают костер.
— Развод стражи — пора уходить. Бери мотыгу, а я — следом за тобой, только забросаю наши следы…
Небо светлело. Там, где было тело брата, теперь только неопределенный грязно-серый холм… Здесь все такого цвета — и песок, и глина. Холм кажется мне мирным, обычным — теперь Полиник обрел новое существование.
Непонятно, — зачем надо уходить отсюда? Только потому, что есть Зед с его храбростью и преданностью?
Я побежала, стала проворно карабкаться по взгорку, как показал Зед. Мне почудилось: кто-то догоняет меня — оглядываюсь, но никто меня не преследует, только неотвязный запах, запах, от которого не отделаться. Перебравшись на другой склон взгорка, я сорвала с себя капюшон и повязку, но запах не исчезал. Неужели теперь всю жизнь я буду чувствовать, как рядом со мной разлагается тело брата?.. Зед полз следом. Он тоже сорвал с себя капюшон и повязку. Бледность заливала его лицо, как и мое: вероятно, нам обоим дурно — мы только начали приходить в себя.
Зед дотащил меня до небольшого гребня, который намело ветром на невысоком бархане, и мы спрятались за этим песчаным укрытием.
— Они просыпаются, — проговорил Зед. — Не высовывайся, чтобы тебя не увидели, я буду все тебе рассказывать.
Мне действительно лучше бы не смотреть по сторонам, но я не выдерживаю и тут же оказываюсь рядом с юношей. Занимается день, наступает время смены дозора. Один из стражников обматывает тряпками лицо другого, того, кто должен подойти к телу Полиника.
— Когда он увидит, что Полиник засыпан землей, станет звать других, — проговорил Зед. — Надо поскорее уходить отсюда… Только не поднимайся на ноги…
Дозорный не спешил: он направился к телу, сделав большой крюк, чтобы, по возможности, обойти облако смрада, которое распространялось от разлагавшегося тела. Вдруг стражник бросился бежать: что-то заметив, он остановился и закричал, предупреждая остальных.
Стражники повскакали со своих мест и начали обматывать друг другу лица тряпками; они были смешны и вместе с тем ужасны. Однако нестерпимый смрад, страх перед разлагающимся телом Полиника пугал их, как и нас.
— Скорее, скорее, — умолял Зед.
Мне и хотелось бы уйти, оставить ужасное это место, но, как завороженная, я не могла отвести глаз от темнеющей груды земли, которая, казалось, уже немного осела, я не могла оторваться от Полиникова тела, распростертого на земле и кое-как скрытого серой пылью. В небе над нами появилась огромная птица.
— Сначала уходи ты, — прошептала я Зеду. — Забирай мотыги… А я догоню тебя…
Испуганный и жалобный мой голос встревожил его.
— Без тебя я не уйду… быстрее… А то они нас заметят…
Но мне было не двинуться с места, по крайней мере в ту минуту: я должна видеть, что там произойдет… И я замолчала.
— Тогда останусь и я, — заявил Зед.
Я обозлилась.
— Немедленно уходи, — свистящим шепотом приказала я, — иначе я встану во весь рост и скажу, что это сделала я…
Зед поверил, что, не уйди он сейчас, я действительно выпрямлюсь, как мне этого и хотелось, и брошу вызов Креонту и его стражникам. Гримаса любви и боли исказила лицо подростка.
— Я подожду тебя в подземелье, — проговорил он, сдерживая слезы.