Каковы бы ни были отношения апостола к его Церквам в Малой Азии, как раз около этого времени ему представился случай применить новую форму, в которую он привык облекать свои идеи. Благочестивый Епафродит, или Епафрас, учитель и основатель Церкви в Колоссах и глава Церкви на берегах Лика, прибыл к нему с миссией от названных Церквей. Павел никогда не бывал в этой долине, но пользовался там авторитетом. Его даже признавали здесь апостолом той страны, и все исповедовали одинаковую с ним веру. Узнав о его заключении в тюрьму, Церкви в Колоссах, в Лаодицее на Лике, в Иераполисе отправили Епафродита разделить с ним его узы, утешить его, засвидетельствовать ему дружеские чувства братии к нему и, вероятно, предложить ему денежную помощь, в которой он мог нуждаться. То, что Епафродит сообщал Павлу об усердии новообращенных, исполнило его радостью; их вера, милосердие, гостеприимство было восхитительно; но христианство в этих фригийских Церквах принимало странное направление. Вдали от великих апостолов, вне всякого влияния со стороны евреев, составившись почти исключительно из язычников, эти Церкви обнаруживали наклонность к некоторой смеси из христианства, греческой философии и местных культов. В мирном маленьком городке Колоссах, под шум каскадов, среди пенящейся пучины, в виду Иераполиса и его ослепительной горы с каждым днем все более возрастала и укреплялась вера в полную божественность Иисуса Христа. Напомним, что Фригия принадлежала к числу стран, отличавшихся наибольшей оригинальностью в религиозном отношении. Таинства ее религии заключали в себе возвышенный символизм или, по крайней мере, претендовали на это. Многие из принятых в ней обрядов представляли некоторое сходство с обрядами нового культа.
Для христиан, не имевших предварительного предания, не прошедших подготовительного курса монотеизма, подобно евреям, искушение присоединить христианский догмат к старым символам должно было оказаться довольно соблазнительным, тем более, что эти старые символы представляли собой наследие, завещанное весьма почтенной стариной. Прежде чем принять идеи, занесенные из Сирии, эти христиане были набожными язычниками; быть может, воспринимая новые взгляды, они не думали, что им придется окончательно порвать с прошлым. И, сверх того, какой истинно религиозный человек способен вполне отрешиться от традиционного благочестия, под сенью которого он впервые познал идеал, и не станет пытаться примирить, хотя часто это бывает и невозможно, свою старую веру с новой, вытекающей из прогресса его мышления?
Во II веке эта потребность в синкретизме получит крайне важное значение и приведет к пышному развитию гностических сект. Мы увидим, что в конце I века аналогичные тенденции внесли в ефесскую Церковь сильные смуты и волнения. Коринф и автор четвертого Евангелия исходили, на основании подобного же принципа, из идеи, что сознание Иисуса представляет небесное существо, отличное от его земного облика. Начиная с 60 года Колоссы были поражены этой же язвой. Теософия с примесью туземных верований, евионитского иудаизма, философии и данных, заимствованных у новой проповеди, уже нашла себе здесь искусных толкователей. Начинал возникать культ несотворенных эонов, весьма развитая теория ангелов и демонов, словом — гностицизм со своими произвольными обрядами, своими реализованными абстракциями, и это направление, благодаря своей обманчивой обаятельности, подрывало христианскую веру в ее самых живых и наиболее существенных элементах. К этому примешивались противоестественное самоотречение, ложный вкус к самоуничижению, мнимая святость, отказывающая в правах своей плоти, одним словом, всякого рода аберрации нравственного чувства, которые и должны были породить целый ряд фригийских ересей II века (монтанисты, пепуциане, катафригийцы), в свою очередь связанных со старой мистической закваской галлов, корибантов, последним пережитком которых в наше время являются дервиши. Таким образом, с каждым днем все больше сказывалась разница между христианами языческого и христианами еврейского происхождения. В Церквах Павла зарождались христианская мифология и метафизика. Происходившие от политеистических рас обращенные язычники находили очень естественной идею Бога, сделавшегося человеком, тогда как воплощение божественности для евреев было возмутительным богохульством.
Павел, желая удержать при себе Епафродита, деятельным характером которого он думал воспользоваться, решил в ответ на депутацию Колоссян отправить к ним Тихика Ефесского, дав ему в то же время поручения к Церквам Азии. Тихик должен был объехать долину Меандра, посетить общины, передать им последние известия о Павле и лично на словах сообщить им о положении апостола по отношению к римским властям, что в подробностях он считал неблагоразумным доверять письму, и, наконец, вручить каждой из Церквей особые письма, адресованные им Павлом. Тем из Церквей, которые находились по соседству одна от другой, рекомендовалось затем взаимно обменяться этими письмами и по очереди перечитать их все в своих собраниях. Сверх того, Тихик, быть может, был снабжен некоторого рода энцикликой, скопированной с послания к Колоссянам и предназначенной для тех Церквей, которым Павел не имел сообщить ничего особого. По-видимому, Павел предоставил своим ученикам или секретарям самим редактировать этот циркуляр по плану, который он им дал, или по типу, который он им указал.