Певческая мания у него дошла также до крайних пределов. Одной из причин смерти Тразеа было то обстоятельство, что он не приносил жертвоприношений в честь «небесного голоса» императора. Перед парфянским царем, своим гостем, он не нашел ничего лучшего, чем гордиться своим искусством править колесницей на бегах. Сочинялись лирические драмы с главной ролью для него, причем боги, богини, герои, героини были замаскированы и костюмированы так, чтобы изображать его и его любовницу. Таким образом он исполнял роли Эдипа, Фиестия, Геркулеса, Алкмеона, Ореста, Канацея; он являлся на сцене в цепях(сделанных из золота), в виде слепца, в виде безумного, даже в роли роженицы. В числе последних его планов было выступить на сцене голым, в виде Геркулеса, причем он должен был задавить льва руками или убить его палицей; для этого, говорят, лев был уже выбран и дрессирован, но в это время императора постигла смерть. Уйти в то время, коща он пел, считалось таким великим преступлением, что это делали только потихоньку и с самыми смешными предосторожностями. При состязаниях он старался очернить своих соперников, вывести их из терпения; случалось, что несчастные нарочно пели фальшиво, чтобы только избегнуть угрожавшей им опасности. Судьи на конкурсах ободряли его, хвалили за скромность. Если от этих карикатурных сцен кто-нибудь краснел или становился хмурым, то он заявлял, что присутствуют люди, в беспристрастности которых он сомневается. При этом он, как школьник, повиновался всем условиям конкурса, трепетал перед агонофетами и мастигофорами и подкупал их, чтобы они не стегали его бичом, когда он делал промахи. Если ему случалось сделать такой промах, за который его следовало устранить, то он бледнел; приходилось потом уверять его, что ошибка его осталась незамеченной за энтузиазмом и аплодисментами народа. Статуи прежних лауреатов убирали, чтобы вид их не вызывал у него припадка неистовой зависти. На бегах старались дать ему прийти первым к призовому столбу, даже когда он падал с колесницы; но иногда он нарочно давал себя победить, чтобы не подумали, будто он играет нечисто. Мы уже говорили, что ему было досадно, что в Италии он был обязан своим успехом только шайке клакеров, очень хитро организованной и дорого оплачиваемой; он обходился с ними, как с невеждами, говорил, что уважающий себя артист может ценить только мнение греков о нем.
Столь желанный отъезд его последовал в ноябре 66 года. Нерон находился уже несколько дней в Ахайе, когда получил известие о поражении Цестия. Он понял, что для этой войны нужен опытный и способный полководец; но, кроме того, для этого требовался человек, которого бы он сам не боялся. По-видимому, всем этим условиям удовлетворял Тит Флавий Веспасиан, серьезный воин, 60 лет от роду, всегда пользовавшийся удачей; при этом его темное происхождение не могло ему внушать больших притязаний. В тот момент Веспасиан был у Нерона в немилости за то, что не обнаруживал большого восхищения его голосом; когда к нему явились объявить, что он назначается командующим палестинской экспедицией, он подумал в первый момент, что пришли прочесть ему смертный приговор. Вскоре к нему присоединился сын его, Тит. Около этого же времени преемником Цестия в должности императорского легата Сирии был назначен Суциан. Таким образом, все три человека, которым было суждено не далее как спустя два года сделаться распорядителями судьбы империи, теперь оказались вместе на Востоке.
Полная победа, одержанная мятежниками над римской армией под предводительством императорского легата, возбудила в них храбрость беспредельную. Наиболее интеллигентные и просвещенные люди в Иерусалиме были мрачны; они считали очевидным, что окончательная победа все же будет на стороне римлян; они видели неизбежность разрушения храма и гибели нации; началась эмиграция. Все иродиане, все люди, состоявшие на службе у Агриппы, удалились к римлянам. С другой стороны, большое число фарисеев, озабоченных исключительно лишь соблюдением Закона и мирным будущим Израиля, о котором они мечтали, было того мнения, что следует покориться римлянам, как раньше покорялись царям Персии, Птолемеям. Они мало интересовались национальной независимостью; равви Иоханан бен Цакаи, наиболее знаменитый фарисей той эпохи, устранялся совсем от политики. Вероятно, в то время многие ученые удалились в Ямнию и основали здесь талмудические школы, вскоре получившие большую известность.