Вожди общины выбрали главным убежищем для бежавшей Церкви Пеллу, один из городов Декаполя, расположенный близ левого берега Иордана; местоположение его восхитительно; с одной стороны — город господствует над всей равниной Гор, с другой — над ущельями, на дне которых поток катит свои волны. Лучшего выбора нельзя было сделать. Иудея, Идумея, Перея, Галилея были охвачены восстанием; Самария и берега моря были глубоко потрясены войной; таким образом, Скифополис и Пелла были единственными нейтральными городами по соседству с Иерусалимом. Пелла, будучи расположена по ту сторону Иордана, должна была сулить больше покоя, нежели Скифополис, обращенный в римский лагерь. Пелла была вольным городом, как все города Декаполя, но, по-видимому, находилась во власти Агриппы II. Бежать сюда было равносильно открытому признанию своего отвращения к восстанию. Город этот получил свое значение со времени македонского завоевания. Здесь основывалась колония ветеранов Александра Македонского, которые переменили семитическое название города на другое, напоминавшее старым воинам их родину. Пелла была взята Александром Ианнаем; жившие здесь греки отказывались от обрезания и сильно терпели от фанатизма евреев. Без сомнения, здесь снова укоренилось языческое население, ибо в эпоху убийств 66 года Пелла фигурирует в качестве сирийского города и снова подвергается разгрому со стороны евреев. В этом антиеврейском городе укрывалась иерусалимская Церковь во время ужасов осады. Ей было здесь хорошо, она смотрела на это местопребывание как на вполне надежное, как на пустыню, которую Бог ей уготовил для мирного ожидания часа пришествия Иисуса, вдали от взволнованного человечества. Община жила за счет своих сбережений; все думали, что сам Бог взял на свое попечение прокормить ее, и в этой судьбе, столь отличной от участи остальных евреев, многие видели чудо, предсказанное пророками. Без сомнения, галилейские христиане, со своей стороны, перешли на восточный берег Иордана и озера, в Ватанию и Гавлотиниду. Таким образом, владения Агриппы II стали приемной родиной для палестинских иудео-христиан. Особое значение этому эмигрировавшему христианству придавало то обстоятельство, что оно захватило с собой последние остатки семьи Иисуса, пользовавшиеся самым глубоким уважением и получившие на греческом языке название деспотии, т. е. «ближних Господа». Вскоре мы действительно увидим, что заиорданское христианство продолжало евионизм, т. е. проповедь предания, основанного на словах самого Иисуса. Здесь родились впоследствии синоптические Евангелия.
Глава XIII
СМЕРТЬ НЕРОНА
С первыми признаками весны 68 года Веспасиан возобновил кампанию. Мы уже говорили, что план его заключался в подавлении иудаизма шаг за шагом, подвигаясь с севера и запада к югу и востоку, принуждая бегущих от него запереться в Иерусалиме, с тем чтобы там истребить это скопище мятежников без пощады и милосердия. Таким образом, он продвинулся до Еммауса в семи лье от Иерусалима у подножия большого склона, который ведет от равнины Лидцы к святому городу. Он считал, что еще не пришло время атаковать Иерусалим; он опустошил Ид умею, затем Самарию и 3 июня перенес свою главную квартиру в Иерихон, откуда отправил экспедицию для истребления евреев в Перее. Иерусалим был стеснен со всех сторон; страшный круг замкнулся вокруг него. Веспасиан возвратился в Кесарею, чтобы собрать все свои силы. Здесь он получил известие, которое прекратило разом его деятельность и на два года продлило сопротивление Иерусалима и революцию.
Нерон умер 9 июня. Во время рассказанных нами событий в Иудее он продолжал свою артистическую карьеру в Греции; в Рим он возвратился лишь в конце 67 года. Никогда он так не веселился; в угоду ему все игры были отпразднованы в течение одного года; все города отправили ему призы своих состязаний; ежеминутно к нему являлись депутации с просьбой приехать петь в их родные города. Этот большой ребенок, ротозей (а быть может, насмешник), каких еще не бывало, был в восхищении: «Одни греки умеют слушать, — говорил он, — одни греки достойны меня и моих стараний». Он осыпал их привилегиями, объявил на истмийских играх свободу Греции, с щедростью широкой одарил оракулы, пророчествующие в его пользу, покарал тех, кем остался недоволен: как говорят, велел удавить одного певца, который не понизил своего голоса настолько, насколько нужно было, чтобы выдвинуть вперед его голос. Гелий, один из тех презренных людей, которым, уезжая, он дал все полномочия над Римом и сенатом, торопил его вернуться; начинали обнаруживаться самые серьезные политические симптомы; Нерон отвечал ему, что для него важнее всего его репутация артиста, так как он вынужден заботиться о своих ресурсах на то время, когда он не будет императором. Действительно, он постоянно думал о том, чтобы в случае, если судьба низведет его на положение частного человека, он мог бы жить своим искусством, и когда ему замечали, что он слишком утомляется, он говорил, что упражнения, которые теперь для него составляют лишь отдых от государственных забот, быть может, впоследствии дадут ему кусок хлеба. Ничто не льстит до такой степени тщеславию светских людей, немного занимающихся искусством или литературой, как воображение, что если бы они были бедны, то могли бы прожить своим талантом. При всем этом он имел слабый и глухой голос, хотя и соблюдал для его сохранения смешные предписания медицины той эпохи; его фонаск постоянно находился при нем и ежеминутно предписывал ему самые ребяческие предосторожности. Краска бросается в лицо при мысли, что Греция была запятнана таким пошлым маскарадом. Однако некоторые города держались хорошо; злодей не осмелился явиться в Афины; туда его не приглашали.