Следовательно, не вера в Христа — Мессию отличительная черта христианского сознания, но вера в воскресение Христа. И наоборот, отрицание воскресения Христа есть неоспоримый знак антихристова духа. Если мыслить религиозно, вековечный враг Бога ведь прекрасно знает, что Христос воскрес. Но этого он никогда не признает и не провозгласит миру. Он может признавать историчность Христа, Его мессианство, Его бесконечное влияние на мировую историю, но он никогда не признает Его воскресения. Антихрист может принять участие в нашем Рождестве и стоять подле ясель; он может петь вместе с нами «Восплачьте, ангелы» в Великую Пятницу; однако он никогда не примет участия в Пасхальной процессии и никогда не возрадуется с нами при звуках «Радостного дня». Признать воскресшего Христа — значит признать Его тем Единственным, Который есть и Который должен прийти; это значит восславить Его и пред Ним дреклониться. Это может сделать даже самый грешный христианин. Но этого не может сделать «незапятнанной нравственности» антихрист. Идея воскресения — меч, разделяющий души.
Характерно, что, наблюдая, мы замечаем, как эта идея в наши дни угасает. В сущности, сегодня повторяется та же самая сцена, которая происходила в греческом ареопаге две тысячи лет тому назад. Придя в Афины, св. Павел вступил на городской площади в спор с эпикурейцами и стоиками. Одни считали его лишь болтуном, однако другие пожелали, чтобы он изложил свое учение уважаемым гражданам Афин. Поэтому «взявши его, привели в ареопаг и говорили: можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобой?» (Деян. 1, 19). Заметив жертвенник, на котором было написано «неведомому Богу», он говорил, что Бог «не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем‑либо нужду» (Деян. 17, 24—25). Человек ничего не может дать Богу, напротив, Бог сам дает «всему жизнь и дыхание и все» (там же). Он создал род человеческий: Он определил ход истории; Он вселил в человека желание искать Его. Он охватывает все: «Ибо Им живем и движемся и существуем» (17, 8). Таким образом, человек божествен: «Мы Его и род» (там же). Но, «будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого» (17, 29).
В чем же здесь новое учение, вызвавшее интерес греков? Действительно, до этого времени святой Павел не провозгласил им ничего сущностно нового, чего бы они раньше не знали. Что Бог есть творец мира — учил уже Платон. Что Господь не живет «в рукотворенных храмах», провозгласил еще Сократ, указывая на внутренний характер божества, а также и Аристотель, перенося Бога в недоступные потусторонние сферы. Что Бог перенасыщает наше бытие — старая мысль, уведшая восточных мыслителей к пантеизму. Что мы род Божий — мысль греческих поэтов. Это признавал и сам Павел (ср.: Деян. 17, 28). Так что Павлом выдвинутые идеи Бога Творца, Его трансцендентности, Его присутствия во всем, подобность человека Богу были грекам в большей или меньшей степени известны. В этих идеях еще не было той благой вести, которой преданно служил Павел и провозгласить которую он прибыл в Афины, за которую позже он сложит голову.