16[19]
К тому же выводу принуждает нас критика христианского понятия бога. — Пока народ верует в себя, у него — свой бог. В своём боге народ чтит условия, благодаря которым он на высоте, в нём он чтит свои доблести, — удовольствие от себя самого, чувство силы он переносит на существо, которое можно благодарить за это. Щедрость богача: гордому народу бог нужен, чтобы приносить ему жертвы… В таких условиях религия — форма благодарения. Народ благодарен самому себе: ему нужен бог, чтобы благодарить. — Ему надо, чтобы бог мог и быть полезным, и приносить вред, ему нужен бог-враг, бог-друг, которым можно восхищаться во всём — в добром и в дурном. Пока всё так, вне пределов желаемого остаётся исключительно благой бог, пока всё так, противоестественно кастрировать бога. Злой бог нужен не менее доброго — ведь и своим собственным существованием ты обязан отнюдь не терпимости и филантропии… Какой прок от бога, которому неведомы гнев, зависть, хитрость, насмешка, мстительность и насилие? Который не ведал бы даже восхитительных ardeurs[20] победы и изничтожения? Такого бога народ не понял бы: для какой он надобности? — Однако правда: когда народ гибнет, когда он чувствует, что его вера в будущее иссякает, надежда обрести свободу окончательно гаснет, когда покорность представляется ему полезным делом, а добродетель побеждённого — первым условием сохранения жизни, тогда обязан перемениться и бог. Бог стал тихоней, себе на уме, стеснительным, пугливым, он отныне проповедует «мир души», не велит никого ненавидеть, советует бережно обращаться со всеми и «любить» всё одно что друга, что врага. Такой бог беспрерывно резонёрствует, забивается в пещеры личной добродетели, он становится богом каждого, становится частным лицом, становится космополитом… Когда-то он представлял собою народ, силу народа, всё агрессивное, всё жаждущее власти в душе народа… А теперь он просто добрый боженька… На деле нет для богов иной альтернативы — либо ты воплощаешь волю к власти и остаёшься божеством племени, народа, либо ты воплощаешь бессилие к власти, а тогда ты непременно хорош, благ…
17
В какой бы форме ни деградировала воля к власти, всякий раз совершается и физиологический регресс, décadence. Божество décadence’а, у которого кастрированы мужские доблести и влечения, — это божество непременно станет теперь богом физиологически деградировавших, слабых людей. Они-то не называют себя слабыми, а называют «добрыми», «благими»… Понятно и не требует подсказок, когда, в какой момент истории впервые появляется возможность дуалистической фикции — доброго и злого бога. Один и тот же инстинкт заставляет побеждённых низводить своего бога до «благого в себе» и отнимать у бога победителей все его добрые качества. Мстят господам — обращают их бога в чёрта. — И добрый боженька, и дьявол — оба исчадия décadence’а. — Можно ли в наши дни идти на такие уступки простоте христианских богословов и вместе с ними постановлять, что поступательное развитие понятия бога, ведущее от «бога Израилева», от племенного бога, к богу христианскому, воплощению всякого блага — это прогресс?!. Но ведь сам Ренан так поступает. Как будто у Ренана есть право быть простачком! Обратное слишком ясно. Предпосылки жизни по восходящей линии — всё крепкое, смелое, гордое, властное — изымаются из понятия бога, шаг за шагом он превращается в символ костыля для усталых людей, спасительного якоря для тонущих, становится богом нищих, богом грешников, богом болезненных par excellence; «спаситель» да «искупитель» — таковы его последние предикаты… О чём говорит такое превращение? О чём — такая редукция божественного?.. Верно: «царство божие» от этого выросло. Раньше у бога был только свой народ — «избранный». Тем временем бог, как и сам народ, отправился на чужбину, пустился в странствия, нигде ему не сиделось. Пока он не прижился повсюду, великий космополит, — пока на его стороне не оказалось «большое число» и пол-Земли. И всё же бог «большого числа», этот демократ среди богов, не сделался гордым богом язычников, — он как был евреем, так им и остался, богом закоулков, богом тёмных углов, мрачных лачуг — богом всех нездоровых жилых помещений на целом свете!.. По-прежнему его мировой империей остаётся подземное царство, подполье — souterrain,[21] лазарет, гетто… А сам он — какой бледный, какой немощный, какой декадентский!.. Даже бескровные из бескровных в силах завладеть им — господа метафизики, альбиносы мира понятий. Они плетут и плетут вокруг него свои сети, плетут до тех пор, пока, зачарованный их движениями, он сам не превращается в паука, в «метафизикуса»…[22] А тогда он начинает тянуть мир из себя — sub specie Spinozae,[23] — преображаясь во всё более тонкое и блеклое, делаясь «идеалом», делаясь «чистым духом», «абсолютом», «вещью в себе»… Так деградирует бог — становится «вещью в себе»…
18[24]
Христианское понятие бога — он бог больных, бог-паук, бог-дух — одно из самых порченых, до каких только доживали на Земле; вероятно, оно само служит показателем самого низкого уровня, до какого постепенно деградирует тип бога. Выродившись, бог стал противоречием-возражением жизни вместо её преображения, вместо вечного Да, сказанного ей! В боге — и провозглашена вражда жизни, природе, воле к жизни! Бог — формула клеветы на «посюсторонность», формула лжи о «потусторонности»! В боге Ничто обожествлено, воля к Ничто — освящена!..
19
Могучие расы Северной Европы не отвергли бога, и это не делает чести их религиозным дарованиям, чтобы не говорить о вкусе. Им бы вовремя совладать с таким болезненным и дряхлым порождением décadence’а! Но зато на них и лежит проклятие, раз они не совладали с ним: их инстинкты впитали болезнь, старость, противоречие, — и с тех пор они уже не творили себе богов! Прошло почти две тысячи лет, и не родилось ни одного бога! И всё ещё продолжает жить и существовать, словно бы по праву, словно бы ultimum и maximum богопорождающей силы (creator spiritus[25] в человеке), жалкий божок христианского монотонотеизма! Эта упадочная помесь нуля, абстракции и возражения, освящающая инстинкты décadence’а в душах, любые проявления трусости и утомления в них!..
[19]
Содержание параграфов 16–19 было ещё весной 1888 под общим заголовком