Обрывок пятый
Она ждала меня возле Клещихинского кладбища. Я не знаю откуда, но я понял это сразу. Мне нравятся блондинки с большими голубыми глазами, стройными ногами, большой грудью и узкой талией. Они всем нравятся. В последнее время их наштамповали столько, что глаз, куда ни глянет, видит только блондинок.
Её глаза были темно-карими, почти чёрными. В них не было и капли той наивности и коровьей доброты, которые таят глаза кукол Барби. Её глаза излучали жестокость, ненависть к этому миру в целом и бесконечную тоску. Она была слишком стройной, почти костлявой. Чёрный лак потрескался и местами открывал бело-розовую поверхность ногтя. На ней был надет серый плащ, и в руке она держала сигарету. Ветер трепал пряди её волос, окрашенные в чёрный цвет и светлые у корней.
- Курящие кончают раком, - заметил я, проходя мимо и слегка замедляя шаг, в ожидании ответа на этот распространённый риторический вопрос.
- Вся трагедия лишь в том, что он приходит слишком поздно. Поэтому его можно считать безопасным, - ответила она. - Реальные шансы любого человека дожить до сорока пяти лет очень невелики, при нынешних темпах развития смертоносных вирусов, терроризма, войн и автомобильного движения. Рак обычно приходит позже. Тогда, когда его уже можно не опасаться.
Я остановился и посмотрел в её глаза. Она была настоящая. Живая. Вокруг нас словно скользили тени других людей. Они действительно были лишь Тенями. А мы стояли и понимали, что всего два человека осознают реальность своего существования.
- Боль... - начал я.
- Это вечный двигатель нашей жизни, - закончила она.
- Любовь... - начал я.
- Самое большое разочарование XXI века, - закончила она.
- Бог... - начал я.
- Есть, - закончила она.
- Конец Света... - начал я.
- Апокалипсис, - закончила она.
Я взял её за руку. Её ладонь была холодной и слегка влажной.
- Пойдём, - начал я.
- Ко мне или к тебе? - ответила она.
Мы сидели на кухне и молча смотрели друг на друга.
- Чаю? - спросил я.
- Ты хочешь чаю? - спросила она.
- Нет.
- Я тоже. Неси вино и два бокала.
Я сбегал в магазин за бутылкой дешёвого красного сухого вина. Налил два больших бокала. Мы молча выпили.
- Ты хочешь есть? - спросил я.
- А ты? - спросила она.
- Нет.
- Я тоже.
Я налил ещё вина в бокалы. Ноги стали ватными, а голова на удивление ясной.
- Ты хочешь?..
- Нет. Задай правильный вопрос, - её голос одурманивал. Он звучал нежной песней, которой невозможно сопротивляться. Я и не сопротивляюсь.
- Какой?
- Это не тот вопрос! Ты выпил вино, а никак не можешь собраться с духом? - она нахмурила брови.
-Это будет нетактично.
- Что именно? Задать вопрос?
- Это неправильно.
- Что именно? Поцеловать меня?
- Это неприлично!
- Что именно? Трахнуть меня у себя дома?
Она встала и подошла ко мне, снимая блузку. Она была очень холодна. Как смерть.
А потом я снова ожил. Бабушкины старые часы тихо тикали в углу. Что-то бубнил оставленный включённым на ночь телевизор. Вторая подушка и чересчур смятые простыни подсказывали, что сегодня ночью я спал не один. А теперь она ушла.
Я не волнуюсь. Я спокойствие всего мира. Меня невозможно чем-то задеть, испугать, удивить. Я соль мира[4].
Обрывок шестой
Стукнула входная дверь. Она вошла в комнату. Дым от её сигареты разнёсся по всей квартире.
- Не самый лучший секс, но ты меня удовлетворил, - она усмехнулась.
- Секс - понятие двоякое! Нельзя обвинить партнера в том, что секс понравился или не понравился, потому что в эту игру играют вдвоем. Ты такой же участник процесса.
- Согласна, - она подошла ко мне и поцеловала своими красными от помады губами. Поцелуй этот длился три минуты сорок две секунды. Потом она выпрямилась. Помада размазалась вокруг губ, и я ощутил её привкус во рту.
- Сотри помаду, - попросил я. Она взяла платок и провела им по поверхности губ. Её настоящие губы были бледно-красными, с еле заметной синевой, и потрескавшимися.
- Так лучше? - спросила она.
- Да. Как тебя зовут?
- Что имена? - она спросила глухо. - Зови меня Астаарта[5].
- А меня... - начал я. Она прижала палец к моим губам. Она сказала:
- Я не хочу знать твоё имя. Через несколько десятков лет оно уйдет из моей головы, и останешься лишь ты. Такой, какой ты сейчас есть. Зачем нужны имена, если они не могут сказать ничего о том, кому они принадлежат. Когда ты смотришь на чью-то могилу, там написано: «Трофимов Александр Анатольевич». И что тебе это дает? Имена бессмысленны. Они всего лишь ярлыки на наших телах. Люди ходят и поклоняются ярлыкам на гранитных плитах.