Инспектор бьёт кулаком по столу.
- Клянусь Богом, мы это заслужили!
Священник вкрадчиво замечает:
- Мой вам совет: ищите радость в молитве и посте! А сейчас я прошу вас оформить бумаги, пожалуйста.
- Хорошо, - устало и сухо отвечает инспектор. - Интересно, нужен был бы вашему монастырю этот парнишка, если бы за ним не водилось ни копейки?
- Аккуратнее, - раздражённо говорит священник и резко встаёт. - Вы ходите по опасной грани, делая подобные замечания. Мы служим Господу, и всякий, кто нуждается в приюте и утешении, находит прибежище в нашем монастыре!
- Конечно, извините, что-то не то ляпнул, - инспектор словно приходит в себя и улыбается, показывая, что всего лишь вышло недоразумение. - Мне нужно будет время и личный диалог с мальчиком.
Священник кивает и выходит из кабинета.
Инспектор сидит, сложивши ладони таким образом, что пальцы одной руки касаются пальцев другой. Он говорит, не обращаясь ни к кому конкретно, словно в пустоту:
- Как же хочется снова ощутить радость. Словно серая мгла сгустилась над миром. Нет ни гнева, ни злобы, ни радости, ни счастья, ни зависти, ни алчности, ни щедрости, ни доброты. Все люди, будто деревянные истуканы, размеренно читающие молитвы. Мы думали, что поменяли алчную тягу человечества к богатству, к потребительскому желанию наполнить свою жизнь дорогими продуктами и вещами на искренне святое желание прославить Господа, но променяли всего лишь жадность на страх.
Он достаёт из ящика стола небольшую книжку, открывает её и читает вслух:
- «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонеский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим - великий город, как будто не существовал на свете»[3]. «Мастер и Маргарита» - моя любимая книга, ныне запрещённая к прочтению Святой Церковью, - он вздыхает, а паренёк заинтересованно подымает глаза от пола и смотрит на него. - Наверное, последний экземпляр во всём городе.
Некоторое время инспектор пристально смотрит на парня, крепко вцепившись пальцами в обложку книги. По его напряжённому лицу видно, что внутри идёт борьба. Наконец он подходит к окну и открывает его.
- Беги, - коротко приказывает он.
На лице у парня растерянность и замешательство.
- Что? К-к-куда? - от удивления он заикается.
- Беги! - громче и твёрже приказывает инспектор.
Паренёк садится на окно, свесив ноги наружу, и прыгает с высоты первого этажа прямо на цветочную клумбу.
Инспектор смотрит ему вслед и улыбается. Его глаза радостно горят. Он садится за стол и открывает «Мастера и Маргариту». Так он и сидит до прихода священника, который, раскрыв рот, смотрит то на пустое кресло, то на открытое окно, то на инспектора и его книгу.
- Вы... вы... еретик! Как вы... посмели? - яростно орёт священнослужитель. Инспектор, улыбаясь, перелистывает страницу книги. Священник выходит их кабинета, чтобы уже через тридцать минут вернуться туда с суровыми инквизиторами.
Инспектор захлопывает книгу на последней странице и радостно улыбается им навстречу.
- «Свободен! Он ждёт тебя...» «Вот твой вечный дом, вечером к тебе придут те, кого ты любишь, а ночью я буду беречь твой сон», - декламирует он строки из концовки романа и обращается к вошедшим. - Дай Бог, чтобы так оно и было.
- Бог даст, если ты покаешься, - отвечает ему один из инквизиторов.
- Я очень хочу, - шепчет в ответ инспектор, протягивая руки, и умоляющим взглядом смотрит на инквизиторов. - Я снова хочу обрести потерянную душу! Но я не вижу Бога! Я потерял Его. И самое страшное, когда я смотрю в лица вокруг себя, которые восторгаются от молитвенного экстаза и «так чувствуют руку Всевышнего в своей жизни», я вижу ложь. Я, человек столь долгое время проведший на службе закону, так долго учившийся различать ложь и правду, говорю вам: все до одного, рассуждающие сегодня о Боге, лгут. Даже в ваших глазах, псы, нет ни искры от бессмертной души. Его больше нет, он оставил этот мир.
У меня нет больше веры в жизнь после смерти. Я же хорошо помню, как все, все люди до одного, даже самые распроклятые атеисты, невольно ощущали это тёплое чувство, что со смертью наша жизнь не заканчивается. Я потерял это чувство, когда наш танк, изрисованный крестами, проезжал по полю боя, наматывая на гусеницы кишки и ошметки костей, лежащих там, ещё живых, стонущих от ран бесов Антихриста.