- Я и не жалею, - ответил я. Это было правдой. Я пытался нащупать в себе хоть что-то, напоминающее жалость, но это не удалось.
- Мы Боги! - сказала она. - Мы контролируем судьбу и заставляем в страхе дрожать других людей.
- Мы Боги, - повторил я. Это уже не было торжествующей фразой. Это была констатация факта. Я принял свою божественность как нечто само собой разумеющееся.
Она поднесла к моим губам папиросу, набитую травой. Я затянулся, и в лёгкие прошла горькая порция дыма. Все вещи в квартире внезапно обрели яркость и чёткие контуры. Мои мысли начали носиться взад и вперёд, обгоняя друг друга. Я блаженно улыбнулся.
- Кайф.
Причиной утешения может быть как добрый ангел, так и злой, но для противоположных целей: добрый для успеха души, чтобы возрастала и шла от хорошего к лучшему; злой же ангел - для противоположного, чтобы затем привлечь её к своему превратному намерению и лукавству[8]. Так говорит Игнатий Лойола.
Обрывок десятый
Она хихикнула.
- Вчера ты принес мне жертву. Ты меня любишь?
- Что за глупости ты говоришь? - шутливо-серьезно ответил я. - Я тебя ненавижу! - и я не знал, сказал ли я это в шутку или на самом деле.
- Язычник! - воскликнула она. - Ты поклоняешься тому, кого ненавидишь!
- Я поклоняюсь лишь себе, - ответил я. - Только в себе я вижу Бога. Никого нет прекрасней и лучше меня.
- Запомни это, - она внезапно перешла на серьёзный тон. - Запомни это и напиши огненными буквами в своём сердце. Никто не смеет говорить или думать, что он лучше тебя.
В моем сердце огненными буквами прорезались её слова. И её образ.
Я открыл холодильник и окинул задумчивым взглядом жалкие пищевые остатки.
- Сегодня мы остались без завтрака, - констатировал я.
- Ты же не хочешь сказать, что я сегодня не позавтракаю? - она наморщила лоб. С её ресниц посыпалась тушь. Глаза её были холодны и неумолимо жестоки. - Из всех грехов чревоугодие мой самый любимый.
Я пожал плечами.
- Если это так, то почему же ты не большая, жирная и толстая, а такая худая, что я постоянно упираюсь в твои ребра?
- А вот это уже другой грех, - она подняла палец кверху и поучительно заметила. - Гордыня! Мой второй любимый грех. Он запрещает мне есть настолько много, что в результате этого я потеряю свою внешнюю привлекательность.
- Наши дискуссии не наполняют наш желудок, - заметил я с иронией.
- Тогда иди и принеси что-нибудь.
Что мне оставалось делать? Я пошел и принес еду.
- Это ты называешь едой? - её глаза засверкали яростью. - Пакет пельменей! Палка варёной колбасы! Два помидора, огурец и буханка хлеба! А где вино? Где десерт? Фрукты? К чертям варёную колбасу, - она швырнула её в меня. - Я хочу салями, причём лучшую! Ты рассусоливаешь что-то о том, как ты крут. Ты говоришь о своей божественности? Разве будут боги жрать такую пищу? Иди и принеси пищу, достойную богов!
Я молча развернулся и вышел.
Я злобно скрипел зубами, пока спускался вниз по лестнице.
Я вышел на улицу. Шёл дождь. Я знал, что я должен делать. Всё, что находится в этом мире, принадлежит мне. Я Князь мира сего. В полутьме арки я разглядел движение. Я ускорил шаг и залетел туда, как разъярённый вихрь. Двое бритых наголо подростка удивленно посмотрели на меня. Один из них спросил:
- Друг, курить есть?
- Я тебе не друг! - злобно оскалился я.
- Хорошо! - он развел руки в стороны, показывая, что не собирается ничего предпринимать. Тогда я вплотную подошел к нему. Он должен был почувствовать моё дыхание. Дыхание зверя. Я почувствовал, как у меня поднимается верхняя губа, обнажая звериный оскал. Наверное, именно так чувствуют себя оборотни или вампиры. Но я ведь нормальный человек? Спиною я чувствовал страх второго парня. Он не осмелится приблизиться ко мне. Он панически боится того, из чьей груди вырывается звериный рык.
- Деньги. Живо! - я сам начал обшаривать его карманы. Взял бумажник. Повернулся ко второму. - Я сказал живо!
Второй парень что-то пробормотал и кинулся бежать со всех ног. Я с усмешкой посмотрел ему вслед. Моя рука наткнулась на какой-то предмет на поясе паренька. Я посмотрел вниз. Пистолет. Я выхватил его и ткнул им ему в шею.
- Бежать, - сказал я парню. Он помчался со всех ног. Как же он был напуган, если даже не схватился за этот пистолет? Я посмотрел на стальной ствол. Это была простая пневматика, которая с близкого расстояния способна прострелить чью-нибудь башку. Детские игрушки нашего времени. В целом пистолет производил впечатление настоящего и смахивал на «Беретту». Я осмотрел бумажник. Жалкие пять сотен рублей. Я переложил их себе в карман, а бумажник выкинул. На сегодня этих денег должно хватить.