В поступках объективируется моральность людей и их взаимоотношений. Через систему поступков всегда просвечивают внутрилич-ностные мотивы, принятая человеком система ценностей, норм, идеалов, в ней выражается ценностная ориентация и нравственная позиция индивида. Если бы не было поступков, тогда действительно очень трудно было бы судить о мотивах поведения человека, тогда чужая душа действительно выглядела бы изначально непознаваемой, в потемках.
В отдельном моральном поступке скрывается целая связка проблем, в нем, как в капле воды, отражается полноводье нравственно-психологической жизни субъекта. На первый взгляд может показаться, что это не так. Конечно, лишь по поведению в целом, а не по отдельному поступку следует судить о моральности человека – эта этическая рекомендация давно себя оправдала. Однако следует помнить, что поведение складывается из поступков, сама направленность (ориентация) поведения воплощается в цепи поступков, а значит, с той или иной степенью адекватности и в отдельном своем поступке. Как луч света озаряет темноту, так поступок может выразить действительный нравственный смысл деятельности человека: типичный поступок, взятый в крайней ситуации, иногда говорит о человеке больше, чем самый тщательный анализ обстоятельств его биографии, его психологии. Кроме того, есть поворотные поступки, означающие переход личности на новую линию поведения, символизирующие разрыв со старой,- новую линию, с новой расстановкой ценностей, целями, способами выбора и т. п. А еще есть «поступки-взрывы», обнажающие скрытые противоречия нравственного состояния субъекта (нередко неосознаваемые вполне им самим), вызревшие под покрывалом внешне благополучного привычного поведения. Поступок-взрыв не всегда тождествен «поступку-повороту». Бывает и так, что, отбушевав, он остается единичным эпизодом, не ведет к изменению самой линии поведения человека, которое возвращается на круги своя. Однако вполне естественно, что «поступок-взрыв» в этом случае очень много говорит именно о тех скрытых, потаенных, глубинных нравственных процессах в психике человека, которые нередко трудноразличимы в общем, однородном потоке его привычного, каждодневного поведения.
Марксистско-ленинское мировоззрение требует, чтобы проблема нравственного единения и взаимопонимания людей решалась практически – в их поведении, в их делах и поступках. Оно размежевывается в этом вопросе с идеалистической этикой, которая, как правило, разрывает мотив и поступок, поведение и внутренний нравственный мир человека. В поведении, поступках, взятых в их общей связи и значении, раскрываются нравственные, духовные ценности личности. И этому не может существенно помешать непредвиденность, ирония побочных результатов и отдаленных последствий того или иного поступка. Взятые в своей целостности, как единонаправленная система поведения, поступки воплощают общую моральность личности, прокладывающую себе дорогу через все многообразие внешних обстоятельств, преград, случайностей и т. п. Трагизм случайной вины не заставляет занимать одностороннюю позицию: видеть моральность лишь в искренних мотивах, а поступки, результаты действия относить на счет обстоятельств. Только в диалектической гармонии мотива и поступка, их взаимодетерминации состоит решение этой сложной проблемы. В личном моральном выборе человек несет ответственность (хотя и разной меры) и за предвидение нежелательных последствий своих поступков. Моральный прогноз личного жизненного опыта – необходимый и важный аспект этого выбора, прямо отражающийся на переживании субъектом времени течения его жизни. Успешно реализуемый прогноз – с целью творения добра – приносит ощущение удовлетворения, значительности и содержательности индивидуальной деятельности. Постоянные неудачи, ироничность итогов моральных прогнозов в деятельности личности, напротив, вызывают неудовлетворенность, депрессию, даже отчаяние. В этом случае и возникает – благоприятная в психологическом отношении – иллюзия обыденного сознания, почва для пессимистических размышлений о тщетности стремления к добру, непонятности, неоцененности всех опытов добрых дел, совершаемых индивидом. Добрые дела, если они, как по мановению насмешливого волшебника, превращаются в зло для окружающих и их творца, говорят о глубокой коллизии системы принятых им норм и реальной нравственной практики, сложившейся в обществе. Тогда надо либо менять систему; либо находить реальные пути преобразования господствующих нравов, сложившейся практики; либо делать и то и другое одновременно. Трудность здесь состоит как в самой верной оценке выбора системы, так и в соблюдении моральной верности, цельности, стойкости. Ведь Дон-Кихот был в этом моральном смысле наипрактичнейшим человеком, как это ни парадоксально звучит. Он не принимал нравственной практики своего времени, не умел в ней действовать, он преследовал добродетели отжившие, романтической рыцарской эпохи; и все же он был морально практичнейшим человеком, ибо свою верность, стойкость и мужество поставил служению добру и правде – и тем выигрывал в собственном достоинстве в сравнении с другими! – ибо сквозь шутовскую мишуру его рыцарских добродетелей просвечивали ценности общечеловеческие, составляющие часть того запаса нравственной культуры, которая не могла быть просто утеряна, а росла в будущее.