Регрессивные тенденции, присущие буржуазному нравственному сознанию, на стадии империализма обнаружили зловещее сходство с самыми консервативными, косными нравственными системами прошлого, в частности с феодальной моралью. Недаром ныне все больше набирают силу идеи о «возвращении к средневековью», о формировании «морали нового феодализма» и т. п. Всеохватывающая формально-бюрократическая ритуализация поведения человека говорит о замене ситуации по-буржуазному свободного выбора индивида в условиях прежней конкуренции на ситуацию несвободного, престижно-статусного освоения социальной среды. Растет регулятивная роль особых – групповых, «местнических» и т. п.- кодексов морали в ущерб общим нормам и принципам. Патерналистская мораль (т. е. иерархического покровительства, корпоративной ответственности) освящает новые отношения зависимости индивидов друг от друга, дополняет по-торгашески буржуазные способы использования других людей приемами насильственного манипулирования, престижно-иерархической конкуренции, «круговой» поруки и т. д. Престижно-статусный «группизм» подрывает универсализм буржуазной морали, толковавшей на заре капитализма о нравственном достоинстве «человека вообще». Меняется прежняя расстановка моральных ценностей в общественной психологии. В этих условиях вырождаются, вянут внутренние контрольно-императивные механизмы нравственного сознания (долг, совесть и другие), заменяясь автоматической, бездумной «преданностью» корпорации, группе и т. д. Гуманность, даже в ее старых, абстрактных, в реальности не обеспеченных требованиях, выхолащивается. Обнаруживаются тенденции усиления антигуманизма в нравах. Падает роль моральной рефлексии и самооценки, превращающихся в прекраснодушное славословие, и одновременно возрастает роль иррациональных, закрепляемых в автоматических стереотипах поведения формальных образцов «должного» и «принятого». Растет роль престижной, знаковой символики в моральной регуляции поведения. И все это совершается на фоне моральной дезориентации, крайнего эгоизма и своеволия, бурного роста преступности, распространения равнодушия в отношениях людей и т. д.
Регрессивные тенденции в буржуазном нравственном сознании, обусловленные развитием общества на империалистической стадии, обнаружили исключительную глубину: отсюда и та мрачная схожесть, перекличка этих тенденций с наиболее косными, жестокими чертами прошлой морали, освящавшей отсталые способы угнетения человека человеком. Рост реакционности буржуазной морали (а это находит свое отражение и в изменении функции, самой структурности нравственного сознания) выражается, в частности, и в том, что она «впитывает» в себя старый, выглядящий сейчас открыто регрессивно моральный опыт обуздания, подавления народных масс.
Конечно, регрессивные тенденции, которые обнаруживает господствующее моральное сознание при империализме, нельзя абсолютизировать, превращая в свидетельство «общечеловеческой моральной деградации» (Л. Мамфорд и другие). Передовые силы современности демонстрируют растущий, в том числе нравственно, протест, отпор широких народных масс, которые не могут смириться с навязываемым им процессом морального опустошения, распространения «организационной» морали послушания и рутинерского автоматизма.
Примечательно, что даже буржуазная социология нащупала факт обеднения внутриличностного нравственного мира, его вытеснения формально-ритуализированными формами регуляции поведения. Соответствующие наблюдения и обобщения мы можем найти у Э. Фромма, У. X. Уайта, Д. Рисмэна, М. Лернера и других. Появление «организационной» или «бюрократической» этики, о которой говорит У. X. Уайт, свидетельствует о возникновении новых, более реакционных условий социально-нравственной деятельности личности в буржуазном обществе. Складывается так называемая «личность организации», морально приспособленная к корпоративно-статусным отношениям. Ослабляются (и трансформируются) традиционно-буржуазные требования деловой честности, добропорядочности и т. п., небывалый расцвет получает «мораль покровительства» – патернализм. И не удивительно: в условиях деятельности безликих трестов и корпораций, насаждающих у себя, говоря словами Р. Миллса, «коллективную безответственность», требование буржуазной честности как бы повисает в воздухе, теряет свой адрес. Если ранее оно было способом обеспечения деловой репутации предпринимателя, действующего на свой страх и риск в условиях свободной конкуренции, то теперь оно становится окончательно ненужным и лицемерным, обращенным – лишь «сверху вниз» – требованием к трудящимся, угнетаемым монополиями. Образ энергичного, инициативного, самостоятельно принимающего решения дельца, столь типичный для эпохи свободной конкуренции, заменяется вереницей безликих, послушных и безответственных чиновников, чья автоматическая исполнительность является наилучшим ручательством их продвижения вверх, по бюрократически-корпоративной служебной лестнице. Личное покровительство, связи становятся важнее для индивида, чем оценка общественным мнением, чем моральное одобрение или осуждение. Даже деловые качества оказываются зачастую где-то на втором плане по сравнению с патерналистскими отношениями: ведь положение, престиж индивида зависят в первую очередь от этих отношений, не определяясь непосредственно его способностями, талантом.