Или возьмем другой пример – проблему правомерности одиночества как момента в нравственно-психологической жизни в семье, в отношениях между близкими, между мужчиной и женщиной. Социологи, изучающие сексуально-брачные отношения, в один голос утверждают, что эти отношения прочны и имеют способность к развитию (т. е. не застывают в стагнации) именно тогда, когда любящие признают друг за другом право и на «одиночество», и на отдельное времяпрепровождение, т. е. на своеобразный отдых от постоянного житейского, эмоционального, умственного контакта друг с другом. Такой «отдых-одиночество» насущно необходим и для самопроверки чувств, для вызревания новых стимулов во взаимопонимании, для развития подлинно дружеских и свободных отношений. Одиночество в этом случае не выступает как общее состояние личности, оно – временный момент, подчиненный процессу сплочения, единства общающихся в своем «микроколлективе».
Итак, состояние, переживание одиночества имеет весьма разный в каждом конкретном случае моральный смысл и неодинаковое значение для развития личности. Подтверждение этому дают и жизненный опыт, и данные таких научных дисциплин, как социология и психология. Этот факт весьма важно установить, прежде чем перейти к анализу сердцевины мрачной антиидеи – мысли о безысходности, фатальности одиночества для судьбы каждого отдельного человека. Ведь очевидно, что вся проблема состоит не только в признании наличия одиночества, не только даже в этически положительной или отрицательной его оценке, а в его философско-пессимистическом истолковании как роковой безысходности, как внутренней неудачи, которая заранее предначертана для всей жизни каждого человека.
Сторонники пессимистической мысли о безысходности одиночества, как правило, не различают конкретные состояния одиночества, подходят к нему внеисторически. Моральное и психологическое состояние одиночества ими не различается, его разное значение – положительное и отрицательное – ими обычно смешивается, отождествляется. Они не только идеалистически понимают одиночество, отрывая его различные состояния от тех социально-классовых причин, которыми они вызываются, от исторической почвы, которая придает им определенное нравственное содержание, но и абстрактно, спекулятивно трактуют одиночество лишь в психологическом плане как некую вечную, трагическую «константу» человеческого бытия.
Так в чем же состоит, по их мнению, безысходность одиночества? И каково социально-философское, этико-психологическое обоснование этой безысходности?
Постулат о безысходности одиночества человека черпает свои силы, как правило, в ядовитых источниках философско-этического скептицизма. Еще в древнегреческой философии общие, «классические» посылки скептицизма были кратко выражены Горгием в трех положениях: 1) ничто не существует; 2) если и существует, то не может быть познано; 3) если существует и даже может быть познано, то непередаваемо1.
1 Критический философский анализ этих положений был дан еще Гегелем (см.: Гегель, Соч. М., 4932, т. 10, с. 28-33).
Эти общие посылки скептицизма скрыто содержатся и в аргументах многих современных сторонников тезиса о безысходности одиночества; только эти аргументы, как правило, идут «с конца» – за «непередаваемостыо» моральных ценностей следует «их непознаваемость», а из последней вытекает уже сомнение в самом «существовании» нравственного мира другого человека.