Выбрать главу

Как сама эта дилемма, так и ее последовательное осмысление в немарксистской этике глубоко метафизичны. Здесь действительно важнейшая, многосложная проблема связи, морального взаимопонимания индивидов втискивается в прокрустово ложе жесткой, метафизической альтернативы: «или – или», Или безысходность одиночества, абсолютной изолированности, или полная одинаковость, взаимозаменяемость людей. В первом случае все межличностные контакты, нравственное сопереживание людей объявляется иллюзорным, недостижимым (реальностью, а не иллюзией оказывается только одиночество, изолированность, непонятость). Во втором случае сама неповторимая индивидуальность, незаменимая ценность личности рассматривается как видимость, иллюзия (реальностью же выглядят совершенно стандартные, одинаковые у всех людей, безликие отношения и свойства).

Многим современным буржуазным идеологам марксистское учение о сущности человека как совокупности общественных отношений представляется «забвением субъекта», ибо оно признает якобы только «наличную общность», но игнорирует неповторимость индивидуальности. Ценностное бытие личности оказывается у буржуазных идеологов не только недетерминированным социальными отношениями, но и адекватно никогда невыразимым. Иррациональная «самоочевидность» этого ценностного бытия оказывается исходным пунктом. Реальная сущность человека, определяемая совокупностью общественных отношений и в них творчески воплощающаяся, оказывается с этой точки зрения только видимостью, некоторой «абстрактностью» существования. «Абстракция» человеческой общественности отчуждается от индивида, субъектом его повседневной жизни становится экзистенциал «das Man» (безликое «оно»), где все оригинальное делается ординарным, нивелируется1.Габитова Р. М. Человек и общество в немецком экзистепциализме. М., 1972. Как пишет К. Ясперс, в «наличном бытии я делаю то, что делают все, верю, чему все верят, мыслю, как все мыслят. Мнения, цели, страхи, радости переносятся от одного к другому без того, чтобы это заметили, ибо происходит первоначальная, бесспорная идентификация всех». Но «Я» не хочет быть только «каждым», а и «самим собой». Чтобы противопоставить себя «другим», человек должен вступить в состояние одиночества. В подлинную, «экзистенциальную» коммуникацию с другим человеком нельзя вступить, не будучи одиноким. Эта коммуникация, в отличие от неподлинной, внешней, основана на взаимной любви, дружбе, уважении, доверии, она есть, по К. Ясперсу, «любовь-борьба»1.Цит. по: Габитова Р. М. Человек и общество в немецком экзистенциализме, с. 178, 179.

«Человек живет в разобщенном мире»2Бердяев Н. Опыт эсхатологической метафизики Париж, 1947, с. 186.- эти слова, сказанные Бердяевым, звучат как рефрен современных грустных раздумий буржуазных идеологов о моральном одиночестве человека. Нынешнее развитие общества, по их мнению, только углубляет бездонную пропасть отчуждения, пролегающую между людьми, между человеком и обществом. Враждебность частнособственнических отношений капитализма моральному развитию, здоровому самочувствию человека истолковывается ими как несовместимость социального прогресса и гуманизма. Постигнув абсурдность, бесперспективность «внешнего» социального мира, поняв «экзистенциальную» безысходность своего одиночества, человек теперь должен выдержать гнет столь беспросветного пессимизма. Каким образом? Предлагаются рецепты «экзистенциальной» перестройки нравственного сознания буржуазной «личности, которая еще в седле»3.Ferkiss V. Tohnological Man: the Myth and the Reality. N. Y., 1969, p. 245. «Экзистенциальные ценности», став, по мнению американского буржуазного философа В. Феркисса, путеводными нитями «технологической цивилизации» и «технологического человека», обеспечат сначала смягчение, а затем и забвение моральной «раздвоенности», неприспособленности человека (соединив «три элемента»: новый натурализм, новый холизм, новый имманентизм, из которых и сложится «образец ценностей будущей цивилизации»1).

1 Ferkiss. V. Tehnological Man: the Myth and the Reality, R. X., 1969, p. 221, 247.

Смысл всех этих «перестроек» состоит в ликвидации иллюзорных надежд человека на преодоление одиночества с помощью социальных средств. С этой точки зрения индивид должен осознать, что язык, применяемый им в общении, чужой, «внешний» язык; что само общение по общественным стандартам, этикету и ритуалам враждебно взаимопониманию; что моральные нормы не более как давление внешних, принудительных сил и т. п. С ними не следует, следовательно, связывать никакие надежды на улучшение собственного существования, осуществление своих упований и надежд. Основная перестройка может произойти лишь в области индивидуального, изолированного нравственного мира: существует только один «выход» – уход личности «в себя», переживание своей самобытности, непохожей на всю внешнюю «моральность», погружение в иррациональные, витальные источники своего бытия. Необходимо оградить свой нравственно-психологический мир от растущей власти социальных потребностей, давления «внешних» норм и т. д.