1 Fromm E. The Heart of Man. N. У., 1964, p. 128.
Характерно, что в основу своего анализа 3. Фромм кладет самую общую проблему: соотношение потребности индивида в связи, единении с другими людьми и потребностью в автономии, индивидуализации. В противоречивом соотношении и борьбе этих двух «начал» жизни человека он видит содержание всей человеческой истории2.
2 Разумеется, общий смысл этого противопоставления у Э. Фромма далеко не оригинален. Проблема соотношения «изолированности», автономии человека и его единения, связи с другими проходит красной нитью через всю мировую историю философии и этики, ее можно проследить от Платона до Гегеля, от Эпикура до Фейербаха, от Киркегора до Камю, от Фурье до Маркса и т. д.
Причем приближение к одной из «крайностей» всякий раз угрожает человеку (авторитаризм или пустота «свободы от»). Так, «если экономические, социальные и политические условия, от которых зависит весь процесс индивидуализации человека, не дают основы для реализации его индивидуальности… и если в то же время люди утеряли уже те связи, которые обеспечивали им безопасность, то свобода в силу подобного разрыва оказывается невыносимой…»1.
1 Fromm E. Escape from Freedom, p. 36-37.
Это только «свобода от», не «свобода на». Она явный источник морального одиночества и отчуждения личности. От одиночества же личность пытается уйти, избавляясь от самой «свободы» путем какого-либо подчинения. С этих позиций Э. Фромм интерпретирует историю изменения личности – от средневековья до современности.
У Э. Фромма получается, что человеческое общество имеет одни социальные цели, а развитие человека – иные, особые цели и что между ними существует постоянная коллизия: социальные цели противоречат универсально-человеческим. Создается порочный методологический круг в анализе: на основе общих потребностей «человека вообще» изучаются их проявления в социальной среде (их удовлетворение, отклонения, неудовлетворенность, вызывающая новое психическое напряжение), а развитие социальной среды рассматривается отдельно, как нечто изолированное, оказывающее только обратное воздействие на предрасположенность человека к действию. Два параллельно идущих «мира» – личности и общества – выглядят замкнутыми, изолированными факторами (хотя и находящимися в противоречивом внешнем взаимодействии). Не абсолютизируется ли здесь специфическое противоречие между личностью и обществом при капитализме, которому придается философский статус внутреннего смысла всей истории?
Конечно, в заслугу Э. Фромма следует поставить раскрытие им ложности ряда нравственно-психологических способов «ухода» человека от коллизий капиталистической действительности, попытка учесть роль объективных факторов (в том числе экономического). Относительно самостоятельная роль нравственно-психологического фактора, его воплощения в исторических типах личности никогда не отвергалась марксизмом; однако эта самостоятельность только относительна – она может быть верно понята, лишь будучи выведена (хотя, конечно, не сведена на вульгарно-социологический манер!) из социального основания. Вместе с тем для нас здесь важно собственно другое: как в рамках даже своего, ограниченного, подхода Э. Фромму удается показать ущербность, неудовлетворительность пессимистической антиидеи о безысходности одиночества.