Уж совершило солнце, все насытить
Мы не могли жилищем Феба глаз…
А в воздухе уж подозренья зрели,
И жители священной веси той
То здесь, то там кругами собирались.
Их обходил Атридов сын, и речь
Враждебную шептал поочередно
Дельфийцам он: «Смотрите, – говорил,
Не странно ли, что этот муж вторично
Является и злата полный храм,
Сокровища вселенной, вновь обходит?
Он и тогда, поверьте, и теперь
Затем лишь здесь он, чтоб ограбить бога».
И шепот злой по городу прошел.
Старейшины поспешно совещанье
Устроили, и те, кому надзор
Принадлежал над храмом, в колоннадах
Расставили особых сторожей.
Мы ж между тем овец, в парнасских рощах
Упитанных, не ведая грозы,
Перед собой пустив, очаг пифийский
Узрели наконец в толпе друзей
Дельфийских и гадателей, и кто-то
Царя спросил: «О юноша, о чем
Мы для тебя молить должны, какое
Желание ведет тебя?» А царь
Ответил им: «Я заплатить явился
За старую ошибку; бога я
К ответу звал за смерть отца и каюсь».
Тогда открылось нам, чего Орест
Коварною своей добился речью
О лжи и замыслах Неоптолема злых.
Наш господин, ответа не приявши,
Переступил порог, чтоб к алтарю
Пылавшему приблизиться. Но, тенью
Прикрытая лавровой, там толпа
С мечами затаилась, и Орест
Среди нее, как дух… И вот, покуда,
Перед лицом божественным молясь,
Склонялся царь, отточенною сталью
Его мечи незримые разят,
Кольчугой не покрытого. Отпрянул,
Но не упал Неоптолем от ран.
Схватился он за меч, а щит срывает
С соседнего гвоздя, и грозный вид
Алтарное тогда открыло пламя.
А царь к дельфийцам возопил: «За что ж
Священною пришедшего стезею
Хотите вы убить? Вина какая
На нем, о люди?» Но на звук речей
Ему ответил только град каменьев.
Их без числа тут было – ни один
Губ не разжал… Своим доспехом тяжким,
Его вращая ловко, господин
Оберегал себя. Но следом стрелы,
И вертела, и дротики, в ремнях
И без ремней снаряды, дети смерти,
К его ногам посыпались, старик…
О, если бы ты видел танец бурный,
В котором царь спасения искал!..
А было их все больше, вот уж, тесным
Охваченный кольцом, казалось, царь
Дыхание терял…
И вдруг безумный
От алтаря, где тук его овец
Еще пылал – он делает прыжок
И в самую толпу своих врагов
Врезается, как в стаю робких коршун
В лет голубей. Пугливые враги
Рассеялись… Но раны злобы дикой
С смятением побега много их
Там мертвых уложили… и проклятья
И крики зверские печально отдал храм
И скалы вкруг. Один, как будто бури
И не было, наш медными сверкал
Недвижный царь доспехами… Но вот
Из глубины чертога голос бога,
Вселяя в сердце ужас, зазвучал
Угрозою – он пламенем дельфийцев
Воинственным наполнил и на бой
Их воротил… Тут пал и сын Пелида,
Сраженный в бок железным острием…
Дельфиец был его убийцей, только
Он не один его убил… О нет…
Простертого на землю ж кто, отважный,
Иль камнем, иль мечом, иль подойдя,
Иль издали, кто мертвого не тронул?
Все тело царское прекрасное его
Изрублено – оно сплошная рана.
Мы, наскоро забрав его, тебе
Для слез, старик, и воплей, и убора
Могильного приносим. Этот ужас
Явил нам бог, который судит нас,
Грядущее вещает и карает…
Как человек, и злой, припомнил Феб
Обиды старые… и это Мудрость?
Во время последних стихов, с той же стороны, откуда пришел Вестник, показывается процессия с закрытым телом Неоптолема на носилках.
Корифей
Вот и царь… но увы! он не сам
Из дельфийской земли
На родимые нивы ступает.
На руках он лежит, как добыча,
Бесталанный… И оба вы горьки.
Так ли думал, старик, ты встретить
Молодого царя? О, увы! вас один
Поражает удар, задавила судьба…
КОММОС
Пелей
Строфа I
Горе мне… Ужас какой
К дому подходит, в ворота стучится!
Увы мне! Увы!
О град фессалийский! Погиб я,
Исчез я… Я куст обгорелый,
Один и бесплоден…
О, мука!.. Отраду какую
Лучами я глаз обовью?
(К мертвому.)
Вы, милые губы… ланиты и руки!
О, лучше бы вас заморозила смерть
На бреге Симунта…
Корифей
Да, мог добыть он смерть славнее этой,
И ты бы был счастливее, старик.
Пелей
Антистрофа I
Проклят да будешь ты, брак,
Семью сгубивший и царство… о, проклят.
Увы мне, дитя!
Зачем было с родом зловещим
Детей сопрягать нам и смертью
Одеть Гермионе
Я дал нас зачем? О, пускай бы