- Я тебе покажу, рвань сучья! - лениво и без особой злости процедил шеф-повар. Он любил и умел драться, буйный нрав и бычья сила, дополняя друг друга, помогали выходить победителем из каждой потасовки, которые почти всегда он же и затевал, ибо в кулачном бою чувствовал себя увереннее, чем в словесной перепалке или любом другом виде состязаний. Но на этот раз он тоже допустил ошибку, еще не последнюю, но не менее роковую, чем ошибка сержанта. С учетом финала последующих событий, пожалуй, даже более.
Бабочкин с трудом поднялся, по лицу текли кровь и слезы, в горячке он не ощущал серьезности увечий, хотя потом выяснится, что у него сломаны ребра и треснули два шейных позвонка. Последняя травма относилась к категории тяжких телесных повреждений. Сейчас он чувствовал только стращную слабость, онемение в левой части груди и одеревенелость шеи. Все его маленькое существо переполняла острая обида от явной незаслуженности столь жестокой расправы. На подламывающихся ногах он доковылял до ближайшего стула, тяжело повалился на него и заплакал.
- Сволочи, сволочи, сволочи...
Тощая официантка протянула мокрое полотенце:
- На, оботрись.
Но Бабочкин оттолкнул ее руку.
- Сволочи! Вот вам!
Он смахнул со стола несколько тарелок, раздался звон разбитого стекла. Этот жалкий жест прорвавшейся обиды при последующем расследовании будет квалифицирован как злостное хулиганство, отличающееся особой дерзостью. Сейчас на шум выглянули посудомойка Маша и кухонный рабочий такой же здоровый парень, как шеф-повар.
- Что случилось, Николай?
- Все нормально, Игорек. Алкаш хулиганит, посуду бьет. Вера его обтереть хотела, а он...
- Совсем обнаглели! - громко заверещала официантка. - К нему с добром, а он с говном! Надо его в милицию сдать! Где Васятка?
Бабочкин вскочил.
- Ах так! Да я сам милиция! Смотрите сюда... Видите? Видите, на кого напали? - Он бестолково размахивал красной книжечкой, потом раскрыл ее и ткнул официантке в лицо, так что она рассмотрела и голубоватую, с водяными знаками бумагу, и печать, и фотографию в форме.
- Я еще вернусь! Вам всем будет плохо, вы все пожалеете!
Когда Бабочкин ушел, официантка встревожено повернулась к шеф-повару.
- Слышь, Коля, он и вправду милиционер...
- Ну и хер с ним, - отреагировал тот.
- Ты же ему всю морду расквасил...
- Подумаешь... Он сам поддатый...
- А мы ничего не видели, - сказала Маша.
- Запирайте двери, мы свое отработали, - подвел итог дискуссии Коля. - Надо теперь и отдохнуть по-человечески.
Поплескавшись полчаса в туалете и не смыв ни боли, ни обиды, ни позора, Бабочкин вернулся в купе.
- Вот что со мной сделали! - патетически объявил он, откатив прикрытую дверь. Жующая за столиком соседка охнула.
Трофимов уставился в распухшее лицо напарника.
- Кто?
Губы его сжались в плотную линию, в глазах вспыхнул недобрый огонек.
- Там, в ресторане...
Когда Бабочкин закончил рассказ, старший спецконвоя поразмышлял несколько минут.
- К патрулю не обращался?
- Нет... Они на меня, как на вошь, посмотрели. Пьяный, говорят...
Трофимов еще подумал и тяжело вздохнул, как человек, которому предстоит выполнять крайне нежелательную, но вместе с тем необходимую работу.
- Такое прощать нельзя. Надо идти разбираться...
- Успокойтесь, ребята, ложитесь сейчас лучше спать, утром оно видней будет, - принялась увещевать испуганная женщина.
Трофимов вздохнул еще раз.
- Нет. Если мы, милиционеры, от хулиганов прятаться будем, то что вообще получится?
- Какие милиционеры? - не поняла соседка. Попутчики явно не были похожи на стражей порядка.
Не отвечая, старший сержант поднял полку, отгородившись от женщины спиной, повозился в сумке и выпрямился.
- Пошли.
В пустом коридоре от передал напарнику его пистолет.
- Только в крайнем случае, понял? Если меня будут убивать.
Дверь в вагон-ресторан оказалась закрытой. Трофимов постучал кулаком, ладонью, наконец рукояткой пистолета. В шуме колес стук безнадежно растворялся. Он ударил сильнее, дверное стекло разлетелось, и звон долетел до служебного купе.
Здесь "по-человечески" отдыхала от дневных трудов смена вагона-ресторана. Возможности отдыха на колесах сводятся к двум вещам: выпивке и совокуплению. Первая часть была завершена, и вся четверка готовилась переходить ко второй. Они не первый раз ездили вместе и достигли полного взаимопонимания: трахались на глазах друг друга, менялись партнерами и другими доступными способами разнообразили дорожный секс. У всех была полная уверенность, что это один из элементов их разъездной работы, причем элемент совершенно безопасный, потому что работники общепита регулярно получают справки о всестороннем здоровье. И хотя все четверо прекрасно знали, чего стоят эти неряшливые листки с фиолетовыми штампами, но уверенность чудесным образом все равно сохранялась.
Атмосферу возбуждения и сладостного ожидания разрушил звон разбитого стекла.
- Это тот сучонок! - Шеф-повар вскочил, схватил попавший под руку железный совок и бросился к двери.
- Подожди, Колян, я тебе помогу! - Игорь побежал следом, размахивая увесистой кочергой.
В тамбуре было темно, удары совка и взмахи кочерги вымели милиционеров в соседний вагон, Бабочкин извлек пистолет, но Игорь выбил его, и оружие отлетело на середину ковровой дорожки.
- Не подходи, стреляю! - Трофимов тоже обнажил свой ПМ, но на "заведенного" Коляна это не произвело впечатления.
- Убью, сука! - Он действовал так, как в десятках больших и малых драк, украшавших не слишком длинную и не имеющую других украшений биографию. - По стенкам размажу!
Массивный совок со свистом рассекал воздух.
Старший сержант задрал ствол вверх и нажал спуск. Грохнул выстрел, пуля пробила декоративный потолок, железную крышу и унеслась в ночное звездное небо.
- Я позову наряд! - крикнул из-за спины Бабочкин, раздался топот, хлопнула дверь.
Оставшийся один против двоих Трофимов направил пистолет на наступающего Коляна, тот отмахнулся своим импровизированным оружием и попал по кончику затвора. Раздался металлический лязг и непроизвольный выстрел, пуля пробила тонкую стенку купе и ударила в плечо лежащего на нижней полке человека.