От коробки салфеток я перешла к ярко-оранжевой фабричной скрипке. По сути, это была игрушка, а звук, который она издавала, был больше похож на скрежет вилки, которой нещадно проводят по тарелке, с наложенным голосовым фильтром бурундука (или на меня, поющую арии Моцарта в возрасте двух с половиной лет). Сцепленные фломастеры заменил более крепкий пластиковый смычок, украшенный разноцветными лентами, чтобы я могла определить верх, середину и низ смычка без дополнительных математических расчетов.
Потом был тот год колыбельной – вообще не вдохновляющий период, но значительно менее угнетающий и душераздирающий, чем занятия последующих лет. (Точнее, период колыбельной не был угнетающим и душераздирающим для меня, но, скорее всего, был таким для моего папы, которому приходилось сидеть со мной во время занятий.)
Мне показывали и объясняли каждый шаг, каждое движение. Ничего не получалось интуитивно. Держи пальцы согнутыми, пусть твоя рука ведет изменение позиции, не ковыряйся смычком в носу сестры. После того как мои мышцы запомнили нужные движения, я наконец смогла играть с некоторым ощущением изящества и ловкости, получалось более естественно.
Достаточно естественно, на самом деле. Я могла услышать красивую фразу в записи и сыграть ее самостоятельно, с такими же интонациями. Потом я пробовала сыграть ее по-другому, а потом еще разными способами, пока не находила тот, что отзывался во мне больше всего. В этот период своей жизни я не упражнялась, я просто наслаждалась музыкой и трепетом оттого, что могу сама что-то играть.
Однажды, когда я переросла своего учителя[33], меня передали другому, который сказал, что я все делаю неправильно. Кисть моей левой руки была слишком далеко, большой палец слишком торчал, другие пальцы касались струн под неправильным углом. Снова стало неловко и некомфортно – и снова все свелось к науке.
Именно поэтому моя мама, когда ей скучно, исследует самые темные уголки интернета в поисках статей в местных газетах, где рассказывают о настолько талантливых людях, что они, как говорят, могут без особых усилий достичь поразительных высот мастерства, – и отправляет эти статьи мне. Поэтому, а еще потому, что ее любимое занятие – наблюдать за тем, как я погружаюсь в безумное раздражение. Она делает это ради смеха, потому что ситкомы, комики и другие вещи, которые веселят нормальных людей, вообще не работают для моей мамы.
Эй, Ари! Слышала про мужчину из Огаллала, Небраска, который нашел на чердаке старую ржавую трубу, а неделю спустя сыграл соло из Бранденбургского концерта № 2 Баха?[34]А вот парень съел десять тарелок картофельных драников в университетском кафетерии, провел три дня на унитазе, а на четвертый был настолько обезвожен, что рухнул на скамейке перед фортепиано, которое по случайному стечению обстоятельств было у него дома, но на котором он никогда не играл, и обнаружил, что может по памяти сыграть La campanella Листа целиком – хотя он вообще не знает, кто такой Лист[35].
Каждый раз, когда я слышу слова «прирожденный музыкант», я рву на себе волосы.
Однажды водитель такси, увидев мою скрипку, пустился в рассуждения о том, как мне повезло быть одаренной и что у меня есть работа, на которой я всегда веселюсь. Однажды он тоже пробовал скрипку, но держать инструмент было больно и неудобно, так что он по какой-то причине предположил, что игра на скрипке должна ощущаться не так.
Помнится, я хотела показать ему, как слезает кожа с кончиков моих пальцев, и мозоль от смычка на указательном пальце, и гной, который вытек из раны и застыл на моей шее в том месте, где натирает подбородник. Я хотела рассказать ему о нагрузках во время выступлений, об иррациональном, но при этом поглощающем страхе того, что меня вырвет на сцене, и об ужасной ненависти к себе, возникающей, когда мой палец касается струны на долю миллиметра выше или ниже того места, где он должен быть. Но я ничего не сказала. Вместо этого я оставила ему 20 % чаевых, потому что знала, что в какой-то степени мне действительно повезло (как и любому, кто может позволить себе нытье о чем-то вроде удовлетворенности работой) и что существует множество музыкантов, не опустившихся на дно жалости к себе, которые согласились бы с этим таксистом.
33
Всего за время обучения у меня было семь частных учителей – это довольно много для профессионального музыканта. Отношения учитель – ученик в основном довольно моногамны, но во время моей магистерской программы у меня было два преподавателя одновременно.
34
Шесть Бранденбургских концертов Баха – его самые ценные, изысканные произведения. Второй концерт вселяет ужас в сердца даже самых смелых трубачей. Мой друг-трубач из Бостонского симфонического оркестра говорит, что играть этот концерт – все равно что пытаться спеть идеальный фальцет с утра пораньше, при этом в течение 20 минут сжимая виски ладонями.
35
Франц Лист считается одним из величайших пианистов всех времен и известен благодаря виртуозным композициям, которые он оставил после себя. Его La campanella – вызывающе сложное произведение.