Вам могло хватить одного его имени, чтобы подумать: «Боже, все это знают – мы все это понимаем – Моцарт был гением». Но нет. Вы не знаете и не понимаете этого. Я тоже не понимаю, раз на то пошло. Его гений настолько велик, что не может быть понят.
Моцарт не только написал величайшие и восхитительнейшие произведения в истории, но и сделал это, видимо, с относительной легкостью[39]. За свою недолгую жизнь он написал свыше шестисот произведений, сочинив первое в пять лет (подозреваю, что, в отличие от моего первого произведения, у него действительно было нечто оригинальное).
Он был замечательным пианистом и скрипачом. В шесть лет он начал выступать при дворах европейских монархов (таких как императрица Мария Терезия, король Людовик XV и король Георг III) вместе со своей сестрой Марией Анной и отцом Леопольдом. В письмах Моцарта часто встречаются аллюзии на его композиторскую ловкость и, что уже не так значимо, детальные описания процессов его пищеварения и испражнений.
В одном письме от 8 апреля 1781 года Моцарт говорит о сонате для скрипки и фортепиано, которую планировал исполнить на следующий день со скрипачом по имени Брунетти. Он делится, что написал это произведение «прошлой ночью между 11 и 12 часами». А затем пишет: «Чтобы быстрее закончить, я записал только аккомпанементы для Брунетти, а свою партию [фортепиано] просто запомнил»[40]. Другими словами, у Брунетти перед глазами была бы его партия для скрипки и достаточно тактов партии фортепиано, чтобы знать, когда вступать, а Моцарт исполнял бы свою партию (которую он написал за час двумя днями ранее), так и не увидев ее записанной в нотах.
В другом письме, к своему отцу, от 30 декабря 1780 Моцарт пишет: «Теперь мне нужно идти, потому что я должен писать как сумасшедший – я уже все сочинил, но до сих пор не записал».
Моцарт был либо инопланетянином, чей мозг слишком уж хорошо реагировал на земную атмосферу, либо настоящей находкой с музыкальным талантом.
Как я упоминала ранее, Паганини был мудаком. Конечно, я не знала его лично, но он точно был мудаком. Подтверждение этому – его 24 каприса для скрипки соло и шесть скрипичных концертов, которые он написал с одной-единственной целью: похвастаться, что могут делать его пальцы – искривляться, множиться, прыгать через пространства – и ничьи другие. (Теперь всем приходится продираться через эти произведения, потому что скрипачи – соперничающие эгоманьяки, которые воспринимают такие вещи как вызов[41].)
Конечно, Паганини поднял планку для целого направления и переписал то, что ранее считалось пределом возможностей инструмента. Но, с другой стороны, моя кожа намного лучше загорала на солнце до того, как в моей жизни появились эти язвы скрипичного репертуара. Теперь она покрывается веснушками и сгорает, даже если я просто приоткрываю шторы.
Может быть, Паганини не виноват в том, что был мудаком. По крайней мере, не совсем. По легенде, он продал свою душу дьяволу взамен на мастерство – наверное, тяжело быть хорошим парнем, когда у тебя нет души. Но знаете, что еще тяжело? Играть эти чертовы каприсы, когда у вас есть душа и когда они глушат и подавляют эту душу, медленно и мучительно, во время многочасовых репетиций в комнатах без окон.
Вообще-то я не уверена, что Паганини можно назвать человеком с «естественным талантом», если источник его силы на самом деле сверхъестественный. Есть еще теория, что у него был синдром Марфана[42]и что его способности – длина и гибкость его пальцев – вызваны этим. Сами решайте, какое объяснение нравится вам больше.
Как и Моцарт, Мендельсон был вундеркиндом. И, в отличие от Паганини, не был мудаком. Последнее очевидно из его музыки – наиболее радостной из всего, что я слышала. А если вам вдруг нужна характеристика этого героя в мире музыки, пожалуйста – она от Гете.
Мендельсону было двенадцать лет, когда его музыкальный педагог Карл Фридрих Цельтер организовал для него встречу с легендарным немецким поэтом и ученым, который был глубоко впечатлен способностями и характером Мендельсона. Во время их первой встречи, совершенно точно не последней[43], Мендельсон на месте сыграл импровизацию и исполнил несколько фуг Баха, музыке которого они с Гете поклонялись. (В то время имя Баха было малоизвестно; более того, своей нынешней славой он во многом обязан Мендельсону, который возродил его музыку, в том числе исполнив «Страсти по Матфею» после смерти композитора.)