– В нашей семье существовала легенда, что люди, изображенные на «Алоире», могут двигаться, – говорил между тем Кристофер. – Якобы в полночь при свете полной луны их фигурки оживают и прогуливаются по нарисованной мостовой. Кристина говорила, что эту байку сочинил мой дед – сын Иоганна Реттера. Его магические способности были гораздо больше, чем у отца, поэтому, проходя мимо «Алоира» он слышал, как кто-то зовет его по имени. В отличие от родителя, он понимал, что шепот Леоноры не является его мыслями, и это жутко его пугало. Дед верил, что в картине живет привидение, и потому очень ее боялся. Леонора пыталась с ним подружиться, но из этого ничего не вышло. Если я правильно понимаю, однажды она заставила шевелиться фигурку девушки, написанную на переднем плане полотна. Когда мой дед это увидел, с ним случилась истерика. С тех пор к картине он больше не подходил, а после смерти отца и вовсе хотел разрубить ее на куски. От этого поступка его удержало лишь то, что она считалось семейной реликвией. Прадед верил, что это полотно приносит Реттерам удачу, а его сын, ставший с возрастом суеверным, решил не рисковать нажитыми капиталами и просто переселил пейзаж на чердак.
– И долго он там провисел?
– Лет тридцать, не меньше. После смерти деда «Алоир» нашел мой отец. Полотно ему понравилось, поэтому он велел повесить его в гостиной. Рассказы почившего папеньки мой родитель считал старческим бредом.
– Ваш отец тоже был магом?
– Наверное, да. Я этого не знаю, а Леоноре пообщаться с ним не удалось. Он редко появлялся в семейном особняке.
– Почему?
– Потому что этот дом находится в пригороде, а папа предпочитал жить в городском центре. У него там имелись роскошные апартаменты. К слову сказать, мы с сестрой в семейном гнезде тоже бываем нечасто.
– Однако было время, когда вы пребывали там достаточно долго. Я прав?
На губах брата появилась и пропала кривая ухмылка.
– Правы. Несколько лет наша семья жила в этом доме постоянно. Мы поселились в нем, когда мне было тринадцать лет, а сестре – десять.
– Вижу, вы оказались первым и единственным Реттором, с которым Леонора смогла общаться полноценно.
– Долгое время она была моим единственным другом, – голос Криса стал очень серьезным. – Я познакомился с ней через несколько дней после приезда в особняк. Увидел в гостиной картину с красивым городом, долго ее рассматривал и вдруг услышал тихий голос. Он звучал прямо у меня в голове.
– Вы испугались?
– Наоборот, мне стало интересно. Голос был приятным и не вызвал у меня ни малейшего беспокойства. Я слышал семейную легенду о призраке в картине, но всегда считал его добрым. Злой дух не принес бы нашей семье удачу.
– Резонно, – согласился Эфлер. – Так значит, вы подружились…
– Да. Мы могли беседовать часами. Со стороны это смотрелось странно. Я просто сидел на диване и смотрел на пейзаж. Когда мама видела меня в таком состоянии, ей казалось, что я нахожусь в трансе. Из-за этого меня несколько раз водили к психологам и психотерапевтам. Разумеется, я никому из них не признался, что мысленно разговариваю с привидением.
– О чем же вы говорили?
– Обо всем на свете. Я делился подростковыми переживаниями, а дух меня слушал и давал полезные советы. К слову сказать, именно он сообщил мне, как называется его волшебное полотно. А еще рассказывал красивые сказки о далекой волшебной стране. Наша семья переживала тогда не лучшие времена, и эти разговоры были мне очень нужны.
– У вас были проблемы?
– У нас случилась беда. Вернее, две беды – одна за другой. Сначала от сердечного приступа умер отец, а потом у моей сестры обнаружили онкологию. Кристине тогда было тринадцать лет. Врачи сказали, что ничего сделать уже нельзя. По самым оптимистичным прогнозам она должна была прожить семь-восемь месяцев. Сестра прожила ровно год.
Брат ненадолго замолчал. Мне захотелось выйти из своего укрытия и крепко его обнять.
Крис прав: обсудить связавшую нас историю стоило давно. Не делать вид, будто ничего не случилось, а подробно обговорить все ее детали и обстоятельства. Тогда бы у брата не было необходимости раскрывать душу малознакомому человеку, который, в отличие от других, способен адекватно воспринять произошедшие с ним события.
– Смерть сестры серьезно изменила бы нашу жизнь – мою и мамину, – наконец произнес Кристофер. – Мы любили Кристину, и нам было больно с ней расставаться. Однако с ее смертью было связано кое-что еще. Видите ли… – он тяжело вздохнул. – Когда я появился на свет, мои родители не были женаты. Папина избранница категорически не нравилась его родне, поэтому бабушке и дед были уверены, что я рожден от другого мужчины, и их внуком на самом деле не являюсь. Их не убедил в обратном даже положительный ДНК-тест. С Кристиной такой проблемы не было. Она родилась, когда мать и отец уже были в законном браке, и в ее «подлинности» никто не сомневался. В какой-то момент бабушка заставила родителей составить и подписать брачный договор. В нем говорилось, что в случае их развода или папиной смерти наследницей Реттеров станет считаться только младшая дочь, а жена и старший сын ни на что претендовать не будут. Знаете, тогда этой бумаге значения никто не придал. Отец согласился на этот бред, чтобы бабка оставила в покое его семью. Мы собирались жить долго и счастливо, господин Эфлер, и не думали, что может сложиться по-другому.
– Но вы ошиблись.
– К сожалению, да, – Кристофер печально усмехнулся. – Когда выяснилось, что сестра больна, бабушка напомнила нам с мамой о договоре и заявила: если Кристина умрет, мы должны будем собрать свои вещи и навсегда покинуть особняк Реттеров. Мать тогда возмутилась и хотела оспорить документ, но у нее не было на это времени – она отдавала Кристе все свои силы.
– Однако ж, вы сумели найти решение этой проблемы.
– О, его нашел вовсе не я. Его подсказал призрак. Во время очередной нашей беседы он сообщил, что может помочь нам сохранить дом и капиталы. Но для этого нужно совершить… м-м… кое-какие манипуляции.
В глазах Эфлера вспыхнули огни.
– Кристина умерла в октябре – холодной дождливой ночью, – продолжал Кристофер, глядя куда-то вдаль. – Мама до последнего держала ее за руку. Когда дежурившая с ней медсестра констатировала смерть, маме стало плохо. Едва ее увели в другую комнату, я кинулся в гостиную, снял со стены «Алоир» и галопом прибежал в спальню сестры. Знаете, я ведь никогда до этого не… ну…
– Не колдовали?
– Да, – Крис кивнул. – Не колдовал. Это было… странно. И до жути страшно. Я дрожал, как заяц, однако делал все, что велел дух. Я поднял картину над мертвой сестрой и сказал какие-то слова. Какую-то непонятную тарабарщину. Сразу после этого я почувствовал, что духа в картине больше нет. Именно почувствовал, понимаете? А потом моя сестра открыла глаза. А я едва не заорал от ужаса.
– Почему?
– Потому что глаза у нее были чужие. Не карие, как раньше, а зеленые, как у кошки. Меня же накрыло осознание, что это не Кристина, а совсем другая девушка. Что я взаправду переместил в тело младшей сестры душу какого-то иного человека. Это был шок. Самый настоящий, господин Эфлер. Я чуть в обморок не упал, представляете? Одно дело разговаривать с голосом, что звучит в твоей голове, и совсем другое – воскрешать покойников. Подобной мистики в моей жизни еще не было.
– Что же случилось дальше?
– Кристина мне улыбнулась. И заговорщицки подмигнула. Я после этого сразу успокоился. Раз – и все. А потом пошел в соседнюю комнату и сообщил рыдающей родне, что сестра жива. Видели бы вы, что после этого началось!..
– Могу себе представить, – усмехнулся Элерон. – Полагаю, после той ночи Кристина Реттер быстро пошла на поправку?