Можно встретить надпись, напоминающую владельческую, которая читается обычно с трудом: «Изъ равелина». Она указывает, что во второй половине XIX века эта книга была в руках узника Алексеевского равелина Петропавловской крепости – главной политической тюрьмы Российской империи.
Или еще пример, более редкий, нежели предыдущие. На иностранных книгах XVII – начала XVIII века может встретиться и другая странная на вид владельческая запись. Она гласит «Лебедникова привозу 1717 года» и на первый взгляд не вызывает никаких коннотаций. Тем не менее именно эта запись свидетельствует, что книга принадлежала к рабочей библиотеке императора Петра Великого. К той многочисленной ее части, которая прибыла в сентябре 1717 года в Петербург из Голландии на корабле «Рандорф» и доставлена поручиком Борисом Лебедниковым. То есть эта надпись относится к книгам, которые происходят из личной библиотеки первого российского императора. И стоит ли говорить, что не все они сохранились в Библиотеке Академии наук, куда после смерти императора поступило его книжное собрание. Часть этих книг оказалась проданной в процессе ликвидации дублетов еще в XVIII веке. Сохраняется вероятность, что и вам на жизненном пути попадется такая – и будет обидно, если вы по малограмотности отбросите этот том как «чушь-иностранщину».
Подобных примеров достаточно для того, чтобы понять ценность знаний – даже не умения что-либо быстро найти в справочнике (что тоже важно), но именно профессиональных знаний, которые накапливаются с годами и составляют главный и уникальный инструмент специалиста по антикварной книге.
Дезидерата
Для мира коллекционеров антикварной книги это слово символизирует ежедневную душевную боль, обозначая желаемое в жанре недостающего (desidero – «желать», но еще и «тосковать», «томиться»). Нелишним будет сказать сразу, что в латинском языке слово desiderata не только среднего рода, но и множественного числа (в единственном – desideratum). То есть склонять его совершенно против правил, если вы в кругу знатоков латыни.
При этом сложившаяся языковая практика, когда это слово уже перешло в середине XIX века в русский язык, затем утвердилось в нем, не позволяет нам здесь выступать пуристами и, сверкая латинско-русским словарем, восклицать, что общеупотребительное ныне русское «дезидерата» в единственном числе женского рода – это «просто ужас!». Более того, когда это слово употребляется в качестве русского или пишется по-русски, то мы должны относиться к нему как к заимствованию. И дело даже не в том, что большинство заимствований не сохранили свой род, перейдя из других языков в русский; но сама жизнь слова в другом языке иная, если этот другой язык – живой. Так уж случилось, что перешедшее в европейскую научную литературу слово desideratum в русский не перешло, и потому русский язык приспосабливал к своим нуждам уже обращающееся слово desiderata. Когда Д. Н. Ушаков в 1935 году поместил в своем «Словаре русского языка» слово «дезидераты» с указанием, что это слово не имеет единственного числа, но может склоняться («дезидерат»), он в общем-то уже совершил большой шаг вперед: отметил, что в составе русского языка это слово уже претерпело изменения сравнительно с латинским, которым оно было изначально. Сегодня же общеупотребительным является «дезидерата» как существительное единственного числа женского рода с обычными в таких случаях изменениями его по числам и падежам. По-видимому, как раз иноязычность слова стала одной из причин столь вольного обращения: в большинстве своем люди, не зная, как правильно, произносят так, как им кажется верным. А поскольку русский язык живой, то и слова в нем могут меняться, и мы здесь мало что можем поделать.
«Дезидерата русского библиофила» П. П. Шибанова (1927)
Однако для экскурсов в историю языка следует обратиться к иным источникам, мы же отразим то, что понятие дезидерата означает для занимающихся книжным коллекционированием и антикварной торговлей. В русском книжном собирательстве оно было канонизировано в 1927 году, когда П. П. Шибанов, в то время плодотворно сотрудничавший с АО «Международная книга» и руководивший московским антикварным магазином этой весьма всемогущей конторы, издал специальный перечень, озаглавленный «Ищем купить» и параллельным английским переводом «Our Desiderata», где было перечислено 378 номеров, притом с указанием цен, по которым магазин готов приобрести экземпляры, но, естественно, «экземпляры, предлагаемые по этим ценам, должны быть совершенно полные и хорошо сохранившиеся». Особенно издевательски последнее воспринимается, если знать, что туда были включены все известные на тот момент кириллические инкунабулы, из которых в абсолютной полноте сохранился единственный экземпляр «Осмогласника» Швайпольта Фиоля 1491 года, и только во второй половине XX века обнаружился экземпляр его же «Триоди цветной». То есть подобные требования относительно «совершенной полноты» могли предъявляться к книгам гражданской печати XVIII–XIX веков, но не к первопечатным изданиям.